Она остановилась и прислушалась.
Тихий шорох, словно кто-то царапал пол.
«Мыши», – подумала Элизабет и двинулась дальше. Она прекрасно знала, что бревна в домах жили собственной жизнью, особенно в ненастные ночи.
Снова шорох.
Элизабет замерла.
Что, если в дом пробрался какой-то зверь или, что еще хуже, человек? Ей вспомнилось хитрое, как у хорька, лицо крестьянина, которого Иоганн прогнал в лес. Может, он решил вернуться?
Шорох снова стих.
Элизабет постояла еще мгновение, а потом двинулась дальше. Должно быть, это наваждение, вызванное кошмарами. Неудивительно, что…
Сверху донесся грохот, громкий и вполне реальный.
Элизабет снова замерла. Наверху, кроме дедушки, никого не было. Мысли вихрились в голове девушки: вдруг с ним что-нибудь случилось? В последние дни у него был нездоровый вид. Что, если у него внезапно началась лихорадка и он упал? Ей мигом представился старик, лежащий на холодном полу, неспособный позвать на помощь…
Элизабет пробежала мимо кухни и быстро поднялась по лестнице.
Едва различимый во мраке дедушка лежал на кровати. Элизабет услышала его дыхание, тяжелое и неспокойное. Она вздохнула с облегчением и затворила дверь.
Коридор утопал в непроглядной тьме. Все двери были заперты. Только одна, у самой лестницы, оказалась чуть приоткрыта. Элизабет могла бы поклясться, что дверь была закрыта, когда она устраивала комнату для дедушки.
Может, это просто сквозняк?
Она прислушалась. Как будто ей в ответ, из темноты донесся шорох, словно кто-то перебрасывал вещи.
Элизабет медленно двинулась к двери. Сердце бешено колотилось в груди, она едва осмеливалась дышать. Еще три шага, два – и вот она перед дверью.
Девушка сделала глубокий вдох, осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату.
Сквозь маленькое окно в дальней стене падал лунный свет, образуя на полу тень, похожую на огромный крест.
И под этим крестом что-то было… Элизабет присмотрелась, застыла.
И тут на плечо ей легла чья-то рука.
V
Он стоял перед ней. Он стоял перед ней: волосы падали на лицо, увитое черными сосудами…
– Элизабет!
Она закричала и отпрянула. Одежда на нем была изорвана, руки в засохшей крови.
– Это же я, успокойся!
Перед глазами прояснилось. Элизабет поняла, что перед ней стоит Иоганн, а не…
– Иоганн? – проговорила она с трудом. – Обязательно так пугать?
Он взял ее за руку.
– Прости. Я проснулся и забеспокоился.
– Я услышала шум, и потом…
– Не нужно тебе ходить одной в этом доме. Особенно ночью.
Элизабет высвободила руку.
– Что не так с этим местом? И что это такое? – Она показала на пол.
Лист увидел, что в комнате кучей свалена обувь всевозможных размеров. Среди башмаков попадались также заплечные мешки, плащи и прочие предметы, вроде трубок и тростей. Были даже игрушки.
Вещи тех несчастных, которые стали жертвами крестьянина.
Иоганн знал, что происходило в этом доме, видел яму в лесу и камеру в подвале – и все-таки это зрелище потрясло его до глубины души. Одежда и обувь расплывались перед глазами. Ему вдруг привиделось, что пол устилают трупы из ямы, безмолвные и жалкие, в свете луны, под тенью креста…
Внезапно за кучей что-то шевельнулось.
Иоганн мгновенно выхватил нож. Отстранив Элизабет и приложив палец к губам, он стал медленно обходить кучу. В комнате стоял холод, но рука с ножом не дрожала. Еще два шага, еще один…
Из кучи башмаков высунул голову Вит – и уставился на него, свесив язык. Должно быть, он пробрался наверх посреди ночи и разворошил кучу. |