Я терпеливо улыбнулся. Чему я был вынужден научиться, так это тому, как принимать комплименты, и она-то уж точно давала мне массу поводов для практики. Шагнув вперёд, я толкнул двери, и мы вошли внутрь. Зал был полон, набитый всеми жителями замка и, судя по всему, значительной частью жителей Уошбрука.

Вытянув руку, я отошёл настолько далеко, насколько осмеливался, не теряя хватки на её кисти. Равновесие её в эти дни было не лучшим, и я постоянно волновался о том, чтобы она не упала. Затем я обратился к собравшимся:

— Позвольте мне представить вам виновницу торжества, Леди Мэридит Элдридж!

Это собравшиеся встретили громкими радостными возгласами и массой поднятых кубков. Моя мать успешно попыталась сделать небольшой реверанс, лишь чуть-чуть покачнувшись. Я медленно и осторожно провёл её к её месту за столом, убедился, что она надёжно уселась, и занял своё собственное место. После чего все смогли расслабиться и начать наслаждаться едой.

Конечно, она в главном зале была не впервые. Моя мать неоднократно делила с нами трапезу, и её хорошо знали, но с течением лет она стала появляться всё реже и реже. Предпочитала обедать в тишине и покое своего собственного дома. В то время как мы с Пенни взяли за правило появляться на людях минимум дважды в неделю, мама ныне выходила на люди в лучшем случае раз в месяц.

Поскольку день был посвящён ей, музыканты играли по её заказу, и Мэридит выбрала ряд хулиганских кабацких песен. Большую часть жизни она провела простолюдинкой, и хотя более утончённая музыка ей стала нравиться, вкус к вульгарным балладам она не потеряла. Её выбор всем, похоже, понравился.

В какой-то момент Пенни наклонилась прошептав мне на ухо:

— Ты хорошо зашнуровал камзол… дело рук Роуз?

Я одарил её заносчивым взглядом:

— Я набил руку.

— Значит, это точно была Роуз.

— Ну, мой камердинер в тот момент не мог мне помочь, — сказал я ей, подмигивая.

Она мягко ущипнула меня под столом. Её пальцы были достаточно сильны, чтобы сгибать сталь, поэтому она обычно всегда осторожничала. В результате я едва ощутил её упрёк.

— Ты ведь осознаёшь, что кому всё же нужно было всё это организовать?

Нагнувшись, я поцеловал её в щёку:

— И я благодарен за это, и за всё остальное, что ты делаешь. Сам я без тебя и с малой толикой всего этого бы не управился.

— Мог бы и управиться, — отозвалась она, — если бы не тратил время, исцеляя незнакомцев и притворяясь жестянщиком.

Мэридит закашлялась, подавившись вином, чем немедленно привлекла мой взгляд. Вино было разбавленным, поскольку крепкое она пить уже не могла, но в последнее время ей стало трудно глотать. Я взволнованно оглядел её, пока она прокашливалась и вытирала рот и ладонь полотенцем. Когда бы я на неё ни глядел, она казалась мне ещё более хрупкой, чем в прошлый раз.

Мать махнула на меня рукой, побуждая меня не волноваться, но я смотрел на неё не только глазами. Магическим взором я наблюдал за биением её сердца, а ещё я видел, каким тусклым стал её эйсар. С течением лет он равномерно угасал подобно пламени, постепенно догорающему и оставляющему после себя лишь пепел. Я ничего не мог с этим поделать, и это почему-то заставляло меня чувствовать себя виноватым.

Это была ещё одна из причин, заставлявших меня так много времени бродить под личиной. Было так много людей с проблемами, которые я мог исправить — это помогало мне не думать о тех проблемах, которые я был совершенно не в состоянии решить.

Пока я наблюдал за ней, моя сосредоточенность дала слабину, и мир слегка затуманился. Голоса по-прежнему были рядом, они всегда были рядом, но я снова ощутил холодное прикосновение пустоты. Она была в зале вместе с нами, укрываясь внутри каждого человека, но сильнее всего она была в моей матери.