|
Пенни упёрла руки в бока:
— У меня то же самое. Надеюсь, твои новости — не серьёзные. Не думаю, что смогу сегодня выдержать ещё сколько-то потрясений.
— Возможно, тебе следует высказаться первой, — предложил я.
— А у тебя про что новости? — спросила она.
Я пожал плечами:
— Про Королеву — а у тебя?
— Линаралла, — ответила она, — но я думаю, что Ариадна может быть поважнее. Давай, ты первый.
— Я пригласил её пожить с нами, — ляпнул я.
У Пенелопы Иллэниэл выпучились глаза:
— Что?!
— Это только время от времени, — пояснил я. — Всё не так плохо, как кажется.
Она залепетала:
— Как? Зачем? Ты с ума сошёл?
— Весьма вероятно, — ответил я. Затем я рассказал ей о своём визите к Королеве Лосайона, описал изоляцию и депрессию Ариадны, а также предложенное мною решение. Однако выражение на её лице сказало мне, что у моей жены были на этот счёт серьёзные сомнения.
— И как это всё будет работать? — спросила она. — Она просто будет заскакивать, когда ей вздумается? Как мы вообще сможем расслабиться, когда Королева Лосайона может просто объявиться в любой миг, днём или ночью?
— Это же Ариадна, — сказал я ей. — Ей нужно какое-то время побыть «не королевой». В этом и суть. Она — родственница.
— Твоя родственница, — подчеркнула Пенни.
— Ты тоже росла рядом с ней, — упомянул я.
Пенни закрыла глаза:
— Нет, Морт, это не так. Я росла с тобой и, когда мне везло, играла ещё и с Дорианом и Марком. С Ариадной мы никогда не были близки. Первое, что она обо мне помнит — это, скорее всего, то, что я была одной из замковых горничных в Ланкастере, а она тогда пугала меня до ужаса.
— Пугала? Трудно представить, — сказал я.
— Ты никогда не был слугой.
Я нахмурился:
— Мне казалось, что Ланкастеры хорошо обращались с обслугой. Ты никогда не упоминала ни о каких плохих происшествиях.
Она вздохнула:
— Да, обращаются хорошо, и — нет, ничего плохого не происходило, но я была бедной и отчаянной. Я уже не была ребёнком, и я нуждалась в деньгах с той работы, чтобы поддерживать отца. Я жила в постоянном страхе того, что потеряю своё место. В те дни я держалась подальше от Ариадны потому, что боялась, будто она вспомнит мою дружбу с Маркусом. Мне казалось, что они отошлют меня прочь, если узнают.
— Они бы ни за что не сделали ничего подобного, — возразил я.
Пенни кивнула:
— Теперь я это знаю, но в те дни я была молода, и я была простолюдинкой.
— Я тоже был простолюдином, — напомнил я ей.
— У тебя были родители, которые тебя поддерживали. У меня — нет. И, как выяснилось, ты никогда не был простолюдином, хотя и считал себя таковым. Ланкастеры всегда знали про тебя, и твои родители — тоже, и они всегда обращались с тобой иначе.
Мне это не казалось особо справедливым, но что-то в её словах было. Я никогда не боялся остаться голодным, или смотреть, как голодает мой отец. Закрыв рот, я просто кивнул.
Пенни продолжила:
— Я всё ещё чувствую себя обманщицей, выдающей себя за Графиню ди'Камерон. Глубоко в душе я всегда думаю, что однажды кто-то встанет, и объявит меня самозванкой.
— Графиня из тебя совершенно потрясающая, — сказал я ей. — Если ты думаешь, что только делаешь вид, то позволь тебе сказать: никто другой так не считает. |