Однако есть у страха, по крайней мере — у сильного страха, такое свойство, что долго держаться он не может. Тело просто не способно в течение долгого времени поддерживать необходимый для истинной паники адреналин. С абстрактным или эмоциональным страхом всё по-другому, но страх типа «сердце в пятках» или «бей-беги» имеет предел. В конце концов надпочечник истощается, и страх угасает.

Моя жена постепенно привыкла, её дыхание вернулось к норме, а разум расслабился, когда понемногу стало очевидно, что умирать мы не собираемся, а если и собираемся, то не прямо сию секунду. Четверть часа спустя она начала показывать признаки того, что лететь ей даже нравится.

Всё это время я за ней наблюдал. В полёте для меня ничего нового не было, поэтому мне было интереснее следить за её реакцией. В конце концов она снова посмотрела мне в глаза:

— А тебе разве не следует смотреть, куда мы летим?

— Ты — красивее пейзажа, — сделал наблюдение я.

— Только ты, — заметила она, — только ты можешь сказать что-то подобное, мчась на скорости… кстати, какая у нас скорость?

Я пожал плечами:

— Без понятия. По моим прикидкам, мы летим быстро, возможно даже очень быстро — но всё же медленнее, чем скорость звука.

Эту концепцию мы уже обсуждали, поэтому ей не пришлось спрашивать, что я имел ввиду. Вместо этого она просто сглотнула:

— Но мы же не будем лететь настолько быстро, так ведь?

Я одарил её своим самым лучшим задумчивым взглядом:

— Это будет трудно. Сам по себе я бы смог, но вдвоём… не уверен. Хочешь, чтобы я попробовал?

Её руки снова до боли стиснули мою поясницу:

— Нет. И так сойдёт.

Дальнейшие часы прошли по большей части в безмолвном созерцании. Летать мне всегда нравилось, но полёт вместе с Пенни добавил к удовольствию новое измерение. Наблюдать за тем, что она переживает в полёте, было приятнее, чем просто лететь одному. В конце концов на горизонте появился остров, и мы пересекли береговую линию быстрее, чем мне хотелось бы.

Я мягко замедлил нас, и повёл вниз по плавной спирали, подобно двум осенним листьям, которые отказываются отделяться друг от друга. Когда наши стопы наконец коснулись песка, Пенни неожиданно поцеловала меня.

— Спасибо, — сказала она.

Я улыбнулся:

— Это же моя реплика.

У острова не было названия, по крайней мере — известного мне. Я решил, что если кому и называть его, так это его новым обитателям, возродившимся Ши'Хар Иллэниэл. Учитывая их странную культуру, они, вероятно, пока не видели в этом необходимости. Если они и называли как-то это место, то скорее всего просто как «Рощу Иллэниэл». Может, я намекну им об этом, если всё пойдёт хорошо.

Пляж был узкой, тонкой полоской песка, отделявшей океан от круто поднимавшихся из него камней. По большей части берег острова окаймляли скалы, поэтому я и выбрал это место для приземления. Здесь склон был очень пологим, и почти сразу же за камнями начинались деревья.

То были нормальные деревья, сначала — пальмы, которые затем уступали место соснам и кипарисам, дальше в сторону центра острова. Вероятно, многих из них рано или поздно сменят Ши'Хар, но это будет лишь в будущем. Пока что я был весьма уверен, что на этом острове было лишь двое настоящих Ши'Хар — мой предок Тирион, и его супруга, Лираллианта.

Мы лишь сотню ярдов прочь от берега, прежде чем я ощутил присутствие встречающих нас хозяев, или, быть может, лучше было бы сказать «охранников». Зависит от точки зрения.