— Эх, молодые люди! Мне приходилось жить, как сказал Монтень, в такое время, когда вокруг нас хоть отбавляй примеров невероятной жестокости. В старинных летописях мы не найдем рассказов о более страшных вещах, чем те, что творятся у нас повседневно.

— Вы всегда удачно цитируете, профессор. Но цитата не может оправдать предвзятое отношение. И не станет профилактической прививкой от обиды.

— Э-э… Если он сразу же не разучится обижаться на меня, мы не сработаемся. Помните, как ветхозаветный Гидеон вопрошал господа? «И сделай мне знамение, чтобы я знал, что ты говоришь со мной». Я, конечно, не господь, но тоже не могу предупреждать каждый раз: не обижайтесь, я сейчас начну злословить… Кто ваш любимый художник, молодой человек?

— Гоген.

— За яркость красок или за близость к некоему сверкающему откровению?

— Не знаю.

— А вы не склонны к пантеизму? Не кажется ли вам, что мировая душа разлита во всей природе?

— Я слишком рационалист, чтобы допустить это.

— Ничего не бывает слишком… Вы читали Спинозу?

— Только «Этику».

— Математика всегда привлекают теоремы… Но мне-то, собственно, безразлично, читали ли вы Спинозу или не читали. И изменить это ничего не может… Чему предначертано свершиться, то и сбудется. Но я, впрочем, начинаю болтать чепуху. Силис! Голубчик. Спуститесь в погреб. Там, кажется, должна быть бутылка прозрачной. Принесите ее сюда. И кусочек соленого лосося, пожалуйста.

— Но, профессор… — попытался возразить Криш.

— Никаких «но»! Я должен быть сегодня в форме. У нас с молодым человеком будет серьезный разговор… А я так плохо чувствую себя, Кришьян. Сходите в погреб. Я очень прошу вас.

Криш пожал плечами и вышел. Я слышал, как скрипели ступеньки под его ногами.

— Такие вот дела, милый Петер, — вздохнул старик и озабоченно покачал головой.

— Меня зовут Виллис, господин профессор. Виллис Лиепень.

— Нет. Ты — Петер. Петер Шлемиль, у которого я хочу отнять тень. Ты знаешь, как дьявол купил тень у Петера? Знаешь… Ну, вот и я хочу купить у тебя тень. Только денег у меня нет… Нет золотых гульденов, чтобы оплатить твою бессмертную душу. И латов-то не всегда хватает на бутылку-другую прозрачной. И куда только уходят деньги… Конечно, я бы мог иметь ведра серебряных пятилатовиков, кадки золотых блестящих двадцаток. Благо на монетах нет номеров и всяких там серий. Они все одинаковые. Им и положено быть одинаковыми, как однояйцевые близнецы… Да! Я мог бы… Но не хочу. Не хо-чу! Нельзя осквернять чистое дело. Даже ради него самого. Цель не оправдывает средств. Напротив, средства иногда пятнают цель. Я занимаюсь только белой магией и не хочу иметь дела с черной. Пусть я умру с голоду. Впрочем, с голоду я не умру. У меня в погребе четыре пуры [пура — 50 килограммов] картофеля, бочка соленой лососины, мучица. Есть и бочонок масла, мед, ящик копчушки. Что еще человеку надо? Только немного водки. А она кончилась, и Силис не принес мне. Какое у нас сегодня число? Ах, так! Значит, скоро жалованье! Ну вот, видите, все идет превосходно, и я покупаю вашу тень, милый Петер Шлемиль… А, вот и Силис! А ну, давайте ее сюда, Силис. Давайте!

Не вставая с кресла, старик извлек откуда-то грязный граненый стакан и фаянсовую кружку с отбитой ручкой.

— Больше посуды у нас, кажется, нет… Впрочем, может, молодой человек не будет? — Он выжидательно уставился на меня.

— Да, профессор. С вашего разрешения, я лучше откажусь.

— Ну и великолепно! То есть я хотел сказать, что очень жаль.