Биофизика, геохимия, физическая химия невиданно обогатят наши знания! Машины сделают переводы с иностранных языков — у одной химии десять тысяч разных журналов. Информационные машины станут выдавать необходимые нам справки. Электронный мозг решать задачи и проблемы…
— А свой-то мозг, чай, тоже пригодится? — бурчит Потап.
— Остановись, замедленная механизма! — восклицает Панарин. Вскочив на придорожный камень, он обеими руками протянул лыжи к луне и, повернувшись лицом к еще скупо освещенному комбинату, кричит:
— Люди, будущее принадлежит химии! Полимеры победят мир!
Лешке нравятся речи Стася. Они напоминают ей давний разговор с Григорием Захаровичем у него в кабинете. Правда, химия — увлекательное и новое дело. Но разве строительное хуже? Она будет строить вот такие химические комбинаты. Ей пригодятся и знание химии и строительные профессии. Найденный компромисс воодушевляет ее. Вскочив на камень рядом с Панариным, она тоже кричит снежной степи, словно угрожая ей:
— Ух, держись!
…Вера, попрощавшись с Иржановым, еще долго стоит на ступенях общежития. Что с ней творится? Как ей трудно и радостно! Даже Лешке она боится рассказать, чтобы не замутить свое чувство словами. Все ново. И она сама новая. Она даже не предполагала, что в ней есть столько нежности…
Как почти все неиспорченные люди, Вера была очень впечатлительной. Непрерывно думая об Анатолии, она во всем видела его, все примеряла к нему: вот об этом расскажет, эту книгу припасет для него. Новое платье она шила для Анатолия. Она знала запах его кожи, долго ощущала на своем теле его поцелуи.
Она должна ходить теперь не так, как прежде, — словно на ногах у нее выросли крылышки. В Анатолии сосредоточилось для Веры все: чистота, верность, порядочность. Она могла бы днем на улице поцеловать его, никого не стыдясь, не боясь, что осудят, потому что впервые в жизни любила и, не рассуждая, подчинялась голосу сердца. Правда, иногда становилось страшно, но не того, что Анатолий может оказаться хуже, чем она себе представляет, а что потеряет его.
Метет метелица. Кажется, белый дым курится из-под люков, цистерн, придорожных камней. Сизые смерчи несутся наперегонки по городу.
Лешка стоит у окна и с удовольствием глядит на улицу. Но вот, вспомнив что-то, поворачивается к матери, говорит сердитой скороговоркой:
— Безобразие! Все люди сегодня будут встречать Новый год, а мне с десяти заступать на дежурство у этих идиотских, изнеженных котлов!
Котлы ТЭЦ были действительно «воспитаны» нежно, не терпели заморозков. Метеосводка же сообщила, что ночью надо ждать резкого похолодания. Недосмотри — вода в тонких трубах пароперегревателей замерзнет, они разорвутся, и тогда придет большая беда — все строительство задержится на месяцы.
Комсомольский штаб забил тревогу. Решили установить у котлов круглосуточное дежурство: одни поддерживали «вечный огонь» в мангале, другие обшивали ТЭЦ, третьи жгли костры.
Все это понятно и надо. Но ведь 31 декабря!.. Люди будут веселиться, дождутся боя курантов, а ты сиди возле этих привередливых котлов.
Стемнело рано. Лешка зажгла небольшую, увешанную игрушками елку, шумно повосторгалась ею и побежала к девочкам в общежитие. Еще вчера было решено, что те, кто идет в ночное дежурство, выпьют новогоднее шампанское раньше срока.
По дороге Лешка, просто так, заглянула в хлебную лавку. Новость! Радуйтесь, пятиморцы! У нас в городе появились первые пирожные собственного производства. Это же просто чудо!
Она купила сразу десять штук, и пока донесла их до общежития, пирожные стали очень смахивать на торт.
В комнате Веры командовала Анжела, ни на минуту не закрывая белозубый рот, распоряжалась решительно и весело.
Сама Вера сидела на кровати возле Лешки какая-то печальная, осунувшаяся. |