|
. Он задохнулся и умолк. Чёрные глаза беспокойно блестели, слёзы плыли по ресницам. Алей закрыл лицо ладонью. — Тьфу ты… — пробормотал он, — блик… — Алечка, — беспомощно, отчаянно повторил Иней. — А о маме ты подумал? Наступило молчание. Даже холодильник перестал гудеть. Звякнул таймер микроволновки. Алей поднялся, достал горячие тарелки. Иней стоял возле стола, опустив голову, бледный, как восковой. Невыносимо было на него смотреть. «Нельзя так, — думал Алей, — нельзя же так», — и сам не понимал, чего именно нельзя. — Давай поедим, — сказал он, наконец. — А потом я маме позвоню и скажу, что ты у меня переночуешь. Иней вскинулся, быстро смахнул слёзы, улыбнулся несмело. — А там посмотрим, — строго и печально добавил Алей. — Утро вечера мудренее. Над чаем Иней совсем успокоился и даже как будто перестал замечать присутствие брата, погрузившись в свои таинственные размышления. С ним такое случалось. Неприметный, неслышный, он замирал над тетрадью, над книгой, над монитором с надписью «game over», и даже дышал, кажется, медленнее, чем положено. Только зрачки вздрагивали порой, словно он следил взглядом за чем-то, чего не видели остальные. «Привидение, — говаривала мать. — Сам привидение и с привидениями разговаривает». Спрашивать, о чём он думает, нельзя было ни в коем случае — Иней односложно отвечал, что ни о чём, и начинал шарахаться от любопытных. Только Клён знал тайну. Алей в ту пору, когда работал репетитором, пробовал шутки ради выпытать её у Комарова. Но болтун Комаров, должно быть, поклялся молчать. Не по возрасту ловко он переводил разговор на другие темы. Славный парень Лёнька… — Аль, — внезапно сказал Иней. — А поставь папу? — Ага, — с готовностью ответил Алей, — сейчас. Он давно оцифровал все старые видеозаписи, на которых был Ясень, даже самые короткие и бестолковые — там, где отец проверял, работает ли камера. Ясень на них корчил рожи и говорил какие-нибудь смешные глупости. Алей включил компьютер и пододвинул к нему второе кресло; Иней забрался в кресло с ногами. Качество видео было никудышное, никакими программами не поправить, но звук Алею удалось вычистить. Ясень неплохо пел. Алей страшно жалел, что отец не записывал свои песни; чаще он пел чужое, но сочинял и сам. Песен было гораздо больше, чем сохранилось на видеозаписях. Алей помнил из них какие-то обрывки строк. Целиком осталась только одна, эта — «Зеленым-зелено пламенел лес». …в земляничной глуши заяц рыскал. Был с небес глас, И шептал бес: «Не живи тихо, не летай низко!» Если сила нужна, то бери вес. Не бывает удачи без риска. Забирай приз, Обходись без, Не живи тихо, не летай низко! А приходит пора — надо знать честь, И со всем рассчитаться по списку: Выходил в плюс, Не туда лез, Не живал тихо, не летал низко! Ясень сидел на старом, выцветшем до серого цвета диване бабы Зури — диван этот давно выбросили, теперь вместо него была тахта, — а баба Зуря стояла у стены, скрестив на груди руки, донельзя довольная, счастливая сыном. Тёмно-вишнёвая гитара гремела в ясеневых руках, сам он улыбался во весь рот и пел-кричал слова с таким вкусом, что невозможно было не подпевать. — Не летай низко! — шёпотом повторил Иней. Он пожирал отца глазами и даже разрумянился чуть-чуть. Алей отвёл взгляд. Томило в груди. «Папа не летал низко, — в тоске подумал он, откидываясь на подголовник кресла: люстра на потолке была старая-старая, та же, что на записи. |
