|
Портреты на стенах. Портреты на стенах домов, огромные, многометровые. Лица людей на улицах под портретами — невыразительные, непроницаемые: глаза опущены, опущены уголки губ. Рядом другие люди — с гордо поднятыми головами, ликующие, счастливые. Интернет, обмелевший точно река: бесконечные объявления «сайт закрыт». Обрезан доступ к заграничным ресурсам. Беззвучно — в ассоциативном потоке не бывает звуков, если только лайфхакер не слеп, — читают новости диктор с телеэкрана и диктор из окошка телеканала онлайн. Сделано заявление. Принят закон. Воля народа. Родина. Алей вздрогнул. Звука по-прежнему не было, но он мог чувствовать интонацию — будто бы осязать. С такой торжественностью слово «Родина» в новостях не произносили уже четверть века. Поляна Родина посетила с визитом… помощь детям… международная обстановка… На телеэкране Поляна шла через парк, улыбаясь радостной, чуть смущённой улыбкой, осторожно спускалась по мраморным ступенькам, подавала кому-то руку. Голос за кадром, восхищённый и подобострастный, лился чистым мёдом. Репортаж был о Поляне Родине Вороновой, супруге… Алей очнулся. Он чувствовал себя так, будто упал и ударился затылком. Голова гудела, в глазах всё двоилось и плыло, тошнота подкатывала к горлу. Некоторое время он не мог сообразить, сидит или лежит навзничь. Потом он не без труда выкарабкался из кресла и встал перед компьютерным столом, низко опустив голову — так было легче дышать. В норме предельный поиск не вызывал особых эмоций, но то, что Алей пережил сейчас, не было нормальным поиском. Он припоминал: на форуме кое-кто утверждал, что видит картины, но этому не особо верили. Визионеры почти всегда вскоре бросали лайфхакинг. Теперь Алей понимал, почему. «Нет уж, — повторял он, судорожно встряхиваясь и нарочито глубоко дыша, — нет уж, если так дальше пойдёт, я тоже брошу это дело. Это, извините, для здоровья вредно. Здоровье дороже». Встрёпанный хвост свесился с плеча, волосы полезли в рот, но стоило поднять руку, чтоб убрать их, как комната пошла кругом; Алей пошатнулся. — Вы в порядке? — донёсся откуда-то издалека знакомый голос. Тот голос, который Алей Обережь слышал — будет слышать — по всем каналам телевидения и радио. Тот, которому стоя внимали люди в высоком зале. Обладатель голоса поднялся и шагнул к Алею, готовый подхватить его, если он упадёт. — Вы меня просили помолчать, — с долей иронии сказал он и продолжил уже серьёзно, — но, по-моему, случай не тот. Воды? Скорую? — Нет. — Уверены? Алей нащупал за собой кресло и рухнул в него. — Я… всё в порядке. Слишком… я перенапрягся. Немного. Не беспокойтесь. Извините. — Дело ваше. Застывшим взглядом Алей уставился в монитор. Нужно было что-то сказать… что-то сделать, закончить работу, в конце концов. Он ведь толком не вычленил ещё фрагменты кода из цепочки. Из дикого, пугающего видения, которое пришло ему, трудно было что-либо вычленить. Нужно было поблагодарить за заботу. Повернуть голову и посмотреть в лицо. Пусть даже не в лицо, если в лицо ему смотреть — выше сил. Просто повернуть голову в ту сторону, где стоит он, Летен Воронов. Вождь. Диктатор. Отец народа. Алея бросило в ледяной пот. Он всегда полагал, что это метафора, но сейчас зубы у него действительно застучали, а рубашка на спине стала липкой. Видение было слишком ярким — во много раз ярче первого, недавнего, с электричкой и озером в тумане, — очень ярким, очень долгим и страшно реальным. |
