Сейчас, как только появились туркменские киржимы, от берега отделились три кулаза и понеслись к торговцам нефтью. В лодченках стояли ящики с фруктами: туркмены охотно меняли нефть на овощи и фрукты. С берега хорошо было видно, как кулазы подплыли к киржимам, как здоровенные парни в белых рубахах подавали тулумы персиянам и принимали от них ящики с фруктами. Скоро персидские кулазы понеслись опять к берегу. Но не прошло и четверти часа, как к туркменам поплыли сразу с десяток кулазов: видимо челекенцы отдавали нефть по дешевке...

Багир-бек прохаживался вдоль речки, бросал камни в куличков и смотрел: то на толпу, где шел торг, то на туркменские киржимы. Оттого, что он видел киржимы этих кочевников, у него кололо под ложечкой. «Надоумил же их дьявол торговать черным маслом»,— тоскливо думал он. Когда-то он сам привозил сюда бакинскую нефть и наживался на ней, взимая по два, а то и по три риала за тулум. Но это длилось недолго. Объявился в Гасан-Кули туркменский старшина Кият, не единожды битый шахом за самоуправство, построил свой небольшой торговый флот и занялся купеческими делами. С первых же торгов установил он твердую цену: один риал за тулум нефти. Вытеснил с астрабад-ских рынков бакинскую нефть купца Мир-Багирова и других купцов того берега. Теперь бакинскую нефть купцы вывозили в юго-западный угол Каспия: в Энзели, Ленкорань, Ленгеруд и другие поселения, а Астрабад и Мазанде-ран снабжали туркмены...

За невеселыми мыслями застал Багир-бека капитан Амин-заде.

— Преуспевать вам, ашраф*,— сказал он, подходя,— кажется, дела идут неплохо.— Капитан махнул рукой на многочисленные толпы у чинары.

— Спасибо, Амин-хан, за добрые слова,— не слишком охотно отозвался Багир-бек, и спросил:— почему не отдыхаете? Можно было бы еще поспать после бурной ночи...

— Что вы, дженабе-вели, я хорошо выспался... Приехал сказать, что в заливе стоят киржимы Кията. С нефтью приплыли.

— Вижу,— коротко бросил купец, отворачиваясь от моря и спрашивая настороженно: — что же из того, что они стоят?

— Дженабе-вели, — вопрошающе сказал Амин-заде, — я пришел сказать, что можно тех трех рыбаков, что подобрали а море, отпустить на киржимы Кията. Пусть плывут к себе в Гасан-Кули и превозносят доброе имя Багир-бека!

Бек зловеще усмехнулся. Долго он ходил молча вдоль речки и не хотел говорить. Наконец вымолвил:

— А не кажется ли вам, Амин-хан, что аллах покарал этих проклятых воров за то, что они ловили рыбу в моем култуке?!

— Дженабе-вели, не похоже, что они воры...

Бек опять ничего не ответил. Помолчав, перевел разговор на другое: как думает Амин-хан, стоит ли везти муку, на астрабадский базар? Капитан поморщился, сказал, что, пожалуй, надо, и спросил, что передать туркменам — отпустит их Багир-бек или нет. Купец опять обнажил зубы в зловещей усмешке и сказал:

— Ничего не надо говорить, Амин-хан... Достойно ли капитану брига разговаривать с какими-то ворами?! Да и не просил я вас, Амин-хан, вмешиваться не в свои дела. Я сам знаю, что мне делать с этими людьми...

Капитан долго не мог подавить в себе чувство стыда перед этими бедняками-рыбаками. Он вспомнил их жадно молящие глаза и слова слезные. В строгой задумчивости Амин-заде прохаживался с хозяином по берегу туда и обратно, пока из лесу не выехали всадники во главе с Мир-Садыком.

Бек оставил капитана одного и вошел вместе с братом в шатер. Между тем амбалы подтягивали подпруги, осматривали оружие и подвязывали к поясам мешочки с ружейными зарядами.