Должен вам сказать, что не только дагестанская кампания смущает нас. Есть сведения: два русских военных корабля отплыли на восточный берег Каспия. Ермолов открывает у туркменцев торговые поселения и отправляет посла к Мухаммед-Рахим-хану. В этом случае, я полномочен, от имени моего посла, предупредить вас. По англо-персидскому договору вы, ваше величество, обязаны воздействовать на Хивинского хана и эмира Бухарского, дабы сии государи не дали ступить на их земли ни одному европейцу...
— Хорошо, капитан... Я учту твои слова, — недовольно согласился Фетх-Али-шах, обиженный длинной проповедью англичанина. Он поерзал в кресле и велел всем, кроме Мирзы-Аббаса, покинуть аудиенц-залу. Когда вельможи вышли, шах поежился, нахохлился, как старый сарыч:
— Сын мой, от тебя мне скрывать нечего. Ты — мой трон, ты — моя опора. Гороскоп предсказывает...
— Оставьте, отец, — перебил его Аббас-Мирза. — Если верить звездам, то наша могучая Персия давно должна повелевать всем миром. А мы до сих пор терпим поражение за поражением...
Шах нахмурился, подождал пока выскажется сын, повторил:
— Гороскоп предсказывает плохое, мой принц... Я позвал тебя говорить не о победах и славе. Видятся мне, что Ярмол-паша не остановится на разорении одного Шекинского ханства. Теперь, когда он съел еще одного внутреннего врага, ничто не мешает ему наброситься на нас...
Шах задумался. Вспомнил лето позапрошлого года, когда Ермолов посетил его здесь же, в Султаниэ. Беспардонный генерал не пожелал даже соблюсти обычай персов — не снял сапоги, входя в шатер. И разговаривал на равных. Фетх-Али-шах побаивался его решительности. И сейчас, вспомнив о Ермолове, подумал: «Этот все может сделать...»
— Придется пойти на уступки русским, — устало вымолвил шах.
Аббас-Мирза вздрогнул.
— Ваше величество! Вы хотите отказаться от Мирен ской крепости?
— Разве я это сказал? — удивился шах. — Не только от Мирака, но и от всех ханств, завоеванных русскими, я не откажусь. Они будут наши! Мы им уступим в другом. Займись пленными, Аббас. Бери русских послов с собой в Тавриз. Там верни им пленных солдат, сколько сами найдут. А если начнут привязываться со своей границей, скажи — не было наказа заниматься таким делом. Скажи: на верно, шах забыл сказать, а без его слова ничего нельзя предпринять. Скажи — «пошлем к шаху человека». А тут и зима наступит, дожди пойдут. Тогда и сообщишь им мое желание. Солнце-царь, мол, сам с русским государем о границах говорить будет. А пленных отдай. Сколько найдут, столько пусть и уводят... Только трудно ведь их найти будет. Как думаешь, принц? — И шах закатился мелким сар кастическим смехом...
Под вечер в шатре шаха собрались главные сановники двора. Опять пришли Садр-азам Шефи, бывший посланник в России Абдул-Гасан-хан и Аллаяр-хан. Остался присутствовать на приеме русских и Аббас-Мирза.
Ровно в шесть полог в шатер приоткрылся и служитель дворца объявил, что русские пришли и ждут приглашения,
— Веди, — коротко бросил Фетх-Али-шах и полез на трон. Остальные — сановники и наследный принц — натя нули на свои лица казенную мудрость и сели на коврах, раскинутых у войлочных стенок шатра.
Вошли Мазарович и Грибоедов. В черных фраках, в белоснежных жабо, они учтиво поклонились. Пока усаживались, шах забрасывал их традиционными вопросами о здоровье, самочувствии, о том, как к ним относятся подопечные шаха. На все вопросы отвечал Мазарович,
Грибоедов тем временем достал очки и не спеша воздел их на нос. Этим он обратил на себя внимание. Шах сказал:
— Мне говорили, что русские посланники любят охоту, и не далее как неделю назад выезжали в горы. Не мешает ли секретарю Грибоеду плохое зрение на охоте?
Шах произнес эти слова таким покровительственным тоном, будто мог, при желании, вернуть хорошее зрение. |