С этой мыслью и проснулась. Стоило мне начать ворочаться, как в комнату заглянул папа. Меня снова обдало этим знакомым и родным запахом кофе и одеколона.

- Не ревешь? - деловито спросил он. - А то я кофе специально сварил побольше. И пирожные со вчерашнего вечера остались.

- Пирожные — это хорошо, - я задумалась, как помягче намекнуть папе, что без кофе я вполне обойдусь, и чтобы он при этом не обиделся. Ничего не придумала и решила отвлечь от скользкой темы. - А вот мне нужно научиться вязать на спицах. Срочно.

- Какие у тебя сны увлекательные, доча, - восхитился папа, уходя обратно на кухню. - Тоже что ли начать что-то делать как проснусь?

- Начни новую картину! - прокричала я ему вслед и потянулась. Он и правда рисует одну и ту же уже почти месяц — хочет, чтобы золотая осень вышла как можно более похожей на настоящую. А за окном уже и деревья облетели, и лужи по ночам начали покрываться пока еще совсем тонким, но льдом.

А мне после школы следовало попытать счастья самой с мамиными спицами, а затем, когда не получится, дождаться её и попросить помочь. Нет, я вовсе не отношусь к тем, кто считает себя проигравшей еще до начала игры, но вязание и шитье — это те вещи, которые мне никогда не удавались. А еще я не люблю домашние растения. Похоже, быть Анной Васильевной окажется сложнее, чем могло показаться сначала.

Если мне в чем-то и повезло, так это в том, что Анна Васильевна ничуть не лукавила — она и впрямь снилась своему мужу каждый день. Так что из группы нырять в чужой сон под чужой личиной мне предстояло первой. Немного страшно, но зато быстрее закончить и забыть об этом эксперименте. Да и Картина Георгиевна еще не веселилась, серьезно подходя к делу. Почему-то казалось, что ей ничего не стоит забавы ради изменить что-то в личине или голосе.

Но пока она без улыбки водила кисточкой над моим лицом и руками, и я с ужасом чувствовала, что это не просто грим или оболочка, которые я ожидала получить. Мои пальцы стали чуть короче и толще в суставах, а еще они заболели. Не сильно, такая монотонная тянула боль, словно я отлежала обе руки сразу, но достаточно, чтобы запаниковать. Видимо, мой прототип почувствовала это — Анна Васильевна схватила меня за руку и, пристально глядя в глаза, шепнула:

- Это временно.

Я осторожно высвободила руку — тонкая кожа была сухой и ранимой, и отвернулась. Неужели именно она совсем не понимает?

Мне дали несколько минут, чтобы привыкнуть ощущать свое тело, но мне требовалось больше. Куда больше. Как можно привыкнуть к тому, что цвета вокруг словно с поблекшей фотографии? А эти болезненные ощущения в суставах, в спине, постоянная сухость во рту — разве всё это можно уместить в несколько минут?

Но ректор безжалостно кивнула Анне Васильевне, и та неожиданно ловко для своего возраста накинула на меня невидимую петлю, которая утянула меня в сон.

Некоторое время я просто стояла посреди комнаты, пытаясь привыкнуть к необычному месту. Запахи, звуки — мне никогда раньше не давалась так тяжело новая обстановка. Спас меня сам сновидец.

- Анечка, ты очки ищешь? - ласково спросил он и протянул футляр.

Я откашлялась — звук получился сиплый и тихий, а горло сразу заныло.

- Спасибо, - просипела я, падая в кресло. То есть, это я считала, что просто плюхнусь на то место, которое уже видела в шаре. На деле же мне пришлось примеряться и медленно опускаться рядом. Паника поднималась всё сильнее, уже мешая дышать. Я тоже стану старой, да? Вот такой же? Не хочу! Я боюсь! Выпустите меня!

Похоже, меня затрясло потому что старичок Никита обеспокоенно отложил газету и снял очки.

- Всё хорошо, Анечка? - спросил он. Я глубоко вдохнула и задержала дыхание. Я не имею права пугать этого человека, который зовет маленькую старушку, у которой всё болит, «Анечкой» и видит её во снах каждый день.