Именно изучая письма и картины, имевшие отношение к семейству Орне, я
стал постепенно испытывать ужас в отношении своей собственной родословной.
Как я уже сказал, общение с моей бабкой и дядей Дугласом всегда доставляло
мне массу неприятных минут. Сейчас же, спустя много лет после их кончины, я
взирал на их запечатленные на картинах лица со все возрастающим чувством
гадливости и отчужденности. Суть перемены поначалу ускользала от меня,
однако постепенно в моем подсознании начало вырисовываться нечто вроде
ужасающею сравнения, причем даже несмотря на неизменные отказы рациональной
части моего разума хотя бы заподозрить что-то подобное. Было совершенно
очевидно, что характерные черты их лиц начали наводить меня на некоторые
мысли, которых раньше не было и в помине -- на мысли о чем-то таком, что,
предстань оно передо мной со всей своей резкой и явной очевидностью, могло
бы попросту повергнуть меня в состояние безумной паники.
Но самое ужасное потрясение ожидало меня тогда, когда дядя показал мне
образцы ювелирных украшений семьи Орне, хранившихся в одной из ячеек
банковского сейфа. Некоторые из них представляли собой весьма тонкие и
изящные изделия, но была там среди прочего и коробка с довольно странными
старыми вещами, которые достались им от моей таинственной прабабки, причем
дядя с явным нежеланием и даже отвращением продемонстрировал их мне. По его
словам, это были явно гротескные и даже отталкивающие изделия, которые,
насколько ему было известно, никто никогда не носил на людях, хотя моей
бабке очень нравилось порой любоваться ими. С ними были связаны какие-то
малопонятные приметы типа дурного глаза или неведомой порчи, а
француженка-гувернантка моей прабабки якобы прямо говорила, что их вообще
нельзя носить в Новой Англии -- разве что лишь в Европе.
Прежде, чем начать медленно, с недовольным ворчанием открывать коробку
с этими изделиями, дядя предупредил меня, чтобы я не пугался их явно
необычного -и даже отчасти зловещего вида.
Художники и археологи, которым довелось видеть их, признавали
высочайший класс исполнения и экзотическую изысканность этих изделий, хотя
никто из них не смог определить, из какого материала они были изготовлены и
в какой художественной традиции выполнены. Среди них были два браслета,
тиара и какое-то нагрудное украшение, причем на последнем были запечатлены
поистине фантастические сюжеты и фигуры.
В ходе всех этих дядиных пояснений я пытался максимально сдерживать
свои эмоции, однако лицо, похоже, все же выдало мой усиливающийся страх.
Дядя явно встревожился и даже на время отложил демонстрацию изделий, желая
проверить мое самочувствие. Я, тем не менее, попросил его продолжать, что он
и сделал, по-прежнему храня на лице все то же выражение открытой неприязни и
отвращения. Пожалуй, он допускал отчасти повышенной эмоциональной реакции с
моей стороны, когда первый предмет -- тиара -- был извлечен из коробки,
однако сомневаюсь, чтобы он мог допустить именно то, что произошло. |