Изменить размер шрифта - +

     Чаттерис украдкой не сводил с него глаз.
     - А, в конце концов мне наплевать, - сказал он и швырнул вторую сигарету в огромный резной камин. - Меня это не касается.
     Потом он неожиданно вскочил и бессмысленно взмахнул руками.
     - Можете не говорить, - сказал он с таким видом, как будто намеревался добавить много такого, о чем впоследствии пришлось бы пожалеть.

Набираясь решимости, он еще раз беспомощно взмахнул руками, но в конце концов, видимо, так и не сумел придумать ничего такого, что

соответствовало бы остроте момента и было бы в достаточной степени достойно сожаления. Он круто повернулся и направился к двери.
     - Ну и не надо! - выпалил он, обращаясь к газете, за которой скрывалась персона с хриплым дыханием.
     - Если уж вы так не хотите! - бросил он почтительному официанту в дверях.
     А швейцар услышал, что ему наплевать - наплевать, черт возьми!
     - Должно быть, кто-то из приглашенных, - сказал швейцар, до крайности шокированный. - Вот чем кончается, когда сюда пускают эту молодежь.

VI

     Мелвил с трудом удержался, чтобы не последовать за ним.
     - Черт бы его взял! - произнес он.
     А потом, когда до него начало доходить, что произошло, произнес с еще большей горячностью:
     - Черт бы его взял!
     Он встал и увидел, что высокопоставленный член клуба, который до сих пор спал, неодобрительно смотрит на него. В его взгляде было твердое,

непоколебимое неодобрение, против которого бессильны жалкие извинения. Мел-вил повернулся и пошел к двери.
     Этот разговор пошел моему троюродному брату на пользу. Отчаяние и горе отступили, и через некоторое время его охватило глубокое моральное

возмущение, а это прямая противоположность сомнениям и недовольству. Чем больше он размышлял, тем сильнее его возмущало поведение Чаттериса. Его

неожиданная безрассудная вспышка представила дело в совершенно ином свете. Он очень хотел бы снова повстречаться с Чаттерисом и поговорить с ним

совсем иначе.
     "Подумать только!" - мелькнуло у него в голове столь явственно, что он чуть не произнес это вслух. И он разразился про себя целой речью.
     Какое недоброе, неблагодарное, неразумное существо этот Чаттерис! Избалованное дитя фортуны, он все имел, ему все было дано, и даже

глупости, которые он делал, приносили ему больше, чем другим - удача. Девятьсот девяносто девять человек из тысячи могли с полным основанием

завидовать его везению. Сколь многие проводили всю жизнь в непрестанном труде и в конце концов с благодарностью принимали лишь малую часть того,

что сыпалось на этого ненасытного, неблагодарного молодого человека! Даже я, подумал мой троюродный брат, мог бы во многом ему позавидовать. И

вот, при первом зове долга, нет - всего лишь при первом намеке на принуждение, - такое неподчинение, такой протест и бегство! Вы бы подумали о

печальной доле простого человека! - потребовал мой троюродный брат. Подумали бы о тех многих, кто страдает от голода... Это рассуждение,

пожалуй, чересчур отдавало социализмом, однако мой троюродный брат, преисполненный морального возмущения, продолжал в том же духе. Подумали бы о

тех многих, кто страдает от голода, кто проводит жизнь в неустанном труде, кто живет в страхе, в нищете и притом с тупой решимостью делает все,

чтобы выполнить свои долг, или, во всяком случае, то, что считает своим долгом! Подумали бы о целомудренных бедных женщинах! Подумали бы о

множестве честных душ, которые мечтают послужить себе подобным, но так заморочены и поглощены заботами, что не могут это сделать! И вот

появляется это жалкое существо, одаренное и умом, и положением, и возможностями, и благородной идеей, и женой, которая не только богата и

красива - а она красива! - но и может стать ему лучшим помощником.
Быстрый переход