— Эта юная душа не понимает, что обещает, — произнесла она своим высоким чистым голосом, в котором звучала незнакомая музыкальная нотка, своеобразная напевность, хотя английская фраза была построена правильно.

Капитан Обадия посмотрел на жену с гордостью и заметил, словно ее здесь и не было:

— Первосортный английский! Я не хотел слышать от нее никакого там пиджин-инглиш, так что сперва сам ее учил. Естественно, я начал следить и за собственным языком. Негоже было бы ей ругаться, как старый морской волк. А Ян Прайотт довершил начатое.

— Эта юная душа должна понимать, какую дает клятву, — продолжала настаивать китаянка.

— Ступай прочь, Лиен! — вспылил капитан с внезапной яростью. — Ты еще смеешь мне указывать, что делать! Миранда даст мне обещание. А что еще ей остается? — Он досадливо повернулся ко мне. — Как иначе ты сможешь выжить? Какое существование будешь влачить в Нью-Йорке? Зачахнешь в девках гувернанткой? Будешь драить полы для какой-нибудь бабы, для которой ты пустое место, и не будешь иметь собственного угла? Тебе этого хочется?

— Мне этого совсем не хочется, — мягко отозвалась я, изо всех сил стараясь интонацией утихомирить старика. — Но я не понимаю, чего именно вы от меня хотите.

Китаянка, однако, не отступила, как прежде, во мрак. Вместо этого она подошла к ближайшему шкафчику и что-то оттуда вынула. Потом подошла к капитану и встала перед ним на колени, протягивая к нему руки и опустив голову, словно выражая покорность судьбе. Огонь очага высек золотую искру из филигранной шпильки в прическе Лиен и отразился кровавым отблеском на стальном предмете у нее в руках.

Предмет, что китаянка протягивала капитану, оказался коротким мечом или саблей с широким изогнутым лезвием, вроде малайского криса. Этот жест и само зрелище коленопреклоненной кукольной фигурки в зеленом жакете и шароварах показались мне столь театральными, что я снова потеряла ощущение действительности и своей причастности к происходящему. Все казалось таким нереальным, что я не верила своим глазам. Потом я узнала, что Лиен часто вела себя так, словно играла на сцене. Может быть, зрители были незнакомы с нравами далекого Катая , поэтому у них и возникало ощущение, что Лиен не от мира сего. Это было ей очень на руку: все считали ее просто китайской куклой, а она тем временем воплощала в жизнь свои замыслы и планы.

Но капитана маленькая фигурка, так драматично преклонившая перед ним колени, ничуть не растрогала. Правда, он немного успокоился и теперь улыбался.

— Давненько ты этого не делала, Лиен! — промурлыкал он и вдруг подмигнул мне.

Я не улыбнулась ему в ответ, потому что увидела лицо Лиен, которое не видел капитан. Под слоем рисовой пудры ее кожа казалась зеленоватой, а в глазах полыхал темный огонь, правда, бледные веки его тут же пригасили. Меня оно потрясло, я перестала быть просто зрителем. Лиен отнюдь не собиралась подчиняться каждой прихоти мужа.

Капитан взял жуткий меч за рукоять и поднял стальное лезвие над головой.

— Это малайский крис, душа моя Миранда. Пиратский меч, даже скорее кинжал. Он попал мне в руки, когда мы налетели на джонку китайского мандарина, дрейфовавшую возле островов Кантонского устья. На борту все были мертвы, кроме жены мандарина — она спряталась в матросский сундук и только благодаря этому спаслась. Я никогда не встречал высокородной китайской дамы. Мне выпала редкая привилегия ее спасти, а потом она оказала мне честь, став моей женой.

Китаянка подняла голову, и ностальгическую нежность капитана как рукой сняло.

— Я должен исполнить свой долг, — жестко сказал он, — и никто меня не остановит. Ни ты, Лиен, и никто другой.

Старик снова владел собой. В голосе его не было дрожи, хотя опасный огонек все еще плясал во взгляде.