Эттан Даверт торжествовал.

Сидящий перед ним человек… хотя нет. Даже избитый, измученный, в цепях и каком-то рубище, магистр Шеллен оставался – Магистром. С большой буквы, так-то. Столько в нем было спокойного достоинства, столько уверенности в себе…

Этого и пыткой не сразу сломаешь. Да и вообще, есть ли у него какие-нибудь слабости?

Вот про себя Эттан знал точно, его слабость – это власть.

Если бы на его глазах резали его детей, он бы и ухом не повел. Подумаешь, дети! Их Вальера хотела, не он! Он только придумал, как их лучше использовать. А что у Шеллена?

Люди все разные.

Кого-то можно сломать деньгами, кого-то семьей, кого-то болью, а чем можно сломать магистра?

Чем?

Шеллен не собирался облегчать работу своему оппоненту. Смотрел с насмешкой. В серых глазах играли золотистые искры, губы насмешливо улыбались. Светло-русые волосы раньше были завязаны лентой в хвост, но сейчас ленту забрали, и они падали на широкие плечи грязными патлами. Кое-где в них проблескивала седина.

И все же магистр молчал.

Не ругался, ничего не требовал, не…

Эттан чуть поморщился, подумав, что надо сделать внушение тюремщикам и палачам = плохо выполняют свою работу. Магистр должен был ползать перед ним на коленях, просить о милости, а он… они…

Ладно.

Губы Эттана изогнулись в улыбке.

– Теперь вы не так заносчивы, Шеллен?

Молчание. Только насмешливый взгляд серых глаз в ответ.

– Ордена больше нет. Если кто и остался, скоро их найдут и разорвут в клочья… Думаю, что и вы мне больше не нужны.

И вновь молчание.

– Так что можете изображать из себя кого хотите, Шеллен. Выиграл все же я. Вы умираете, я остаюсь…

По устам магистра поползла змеиная ухмылка.

– Ты, Даверт, еще позавидуешь мертвым, – разомкнул он губы для проклятия.

И замолчал.

Что бы ни говорил, все больше распаляясь, Эттан Даверт, что бы ни делал, ответом ему было насмешливое молчание – и только. Наконец, Преотец приказал страже вернуть мерзавца Шеллена обратно в тюрьму, а сам упал в кресло, глядя в стену.

Что-то было не так!

Решительно не так!

Но что?

Если бы Эттан увидел магистра Шеллена в камере, он бы мигом взял обратно все свои слова и подозрения. Поразился бы он, скорее, выдержке своего противника.

Магистр вошел в камеру, как король, медленно опустился на охапку соломы в углу, вытянулся, замер… это то, что видели тюремщики.

А то, чего они не видели…

Лицо магистра было повернуто к глухой стене и надежно скрыто полумраком. И по щекам его ползли слезы.

Одна за одной, сливаясь в теплые соленые дорожки.

Сколько же лет он не плакал?

Пожалуй что, с похорон матери.

Тогда ему было десять лет, но Шеллен уже был настоящим Атреем. Мудрым, серьезным, любящим книги… и очень мягким. Он не мог постоять за себя, он не мог ругаться, спорить, драться, отстаивать свое мнение, плести интриги – это все пришло потом, когда в их дом пришла Жинетта Слэйн. Дочь небогатого барона отличалась удивительной красотой и таким же гадючьим характером.

Выжить пасынка из дома?

О, сразу она бы с этим не справилась, все же отец любил своего сына, но постепенно, слово за словом, капля за каплей, немного яда тут, немного злобы там… и Шеллену стало казаться, что даже камни родового гнезда дышат ненавистью и местью.

А отец не мог защитить его.

Атрей.

Кит, и этим все сказано.

Шеллен сбежал из дома, когда ему исполнилось пятнадцать. И что там творилось, он и по сей день не знал. Он забрал то, что принадлежало ему по праву – родовые реликвии, кольцо и медальон, чтобы отец не смог передать их отпрыску Жинетты, (некоторая мстительность свойственна и китам) взял немного денег – и отправился познавать мир и искать в нем свое место.