По- другому хорошо или по-другому нехорошо ?

Она отбросила эту мысль.

— А ты до этого нюхал много беременных женщин?

— Нет, ты первая. — Его темные глаза сверкнули. — У морского народа дети рождаются нечасто.

— Значит, этот ребенок вам важен? Если он селки, разумеется.

— Селки и притом женщина.

— Ты хочешь девочку?

Дыхание Дилана стало глубоким и размеренным, как и у нее.

— Существует предсказание о появлении необычного ребенка, — сказал он. — О дочери в семье Атаргатис, которая изменит баланс сил между Небесами и Преисподней. Атаргатис была моей матерью. Если тебе суждено родить дочь, твою и мою, это будет ребенок по линии Атаргатис. Какой-то момент она обдумывала услышанное.

— Значит… мы на стороне Небес?

От этой мысли она почувствовала себя лучше. Немного лучше.

Дилан отвел взгляд.

— Не совсем так.

К ее горлу подступил комок.

— Как это «не совсем»? Тогда где же здесь наше место?

— Когда Бог создавал человека, элементали обсуждали его решение. Дети воздуха поддерживали его в этом, как и во всем другом. Дети огня — демоны — были против. Но большинство народов Первого Сотворения, дети земли и дети моря, пришли к выводу, что Его мудрость проявит себя со временем. Или не проявит. — Дилан улыбнулся, блеснув кончиками зубов. — В любом случае, они, то есть мы, решили удалиться в горы и глубины океана, пока человечество или докажет свою состоятельность, или уничтожит себя. Мы не приняли чью-либо сторону.

— Значит, вы поддерживаете нейтралитет. Как Швейцария.

— Мой народ — да.

Реджина уловила различие, которое он вложил в свои слона. Но за тонкой улыбкой она заметила тень смятения. Он не был таким уж независимым и безучастным, каким хотел казаться.

Она поняла это, и это дало ей надежду.

— А мой народ — люди, — сказала она. — И это означает, что мой ребенок по крайней мере наполовину человек.

— Все не так. Изменение не может быть частичным, — сообщил Дилан. — Ты либо человек, либо нет. Либо селки, либо нет. Ребенок будет кем-то одним.

Она слушала его холодные, сухие слова, видела жесткие, ссутулившиеся плечи. Ее сердце разрывалось от сочувствия, когда она думала о выборе, который сделала за него мать, о жестоких переживаниях мальчишки, каким он был, и об одиночестве мужчины, которым он стал. Но он ошибался.

— Это все чепуха, — сказала Реджина. — Семья есть семья.

Дилан приподнял бровь.

— Кровь гуще, чем вода?

Действительно, сможет ли она любить ребенка, которого носит, если он родится… не таким?

— Да, — беспечно ответила она.

— Как уверенно ты это говоришь! — усмехнулся Дилан. — И как слепо… Ты и в самом деле думаешь, что теперь, когда ты узнала, кто я, сможешь смотреть на меня теми же глазами, что и раньше? Я и мой брат — мы разные.

— Это точно, — пробормотала Реджина. — Он не такой псих.

Веселые искорки вспыхнули в его черных глазах.

— Что есть, то есть.

— И к тому же не он нашел меня. Он не мог меня спасти. Это сделал ты. Так что твои котиковые штучки оказались как нельзя кстати.

— Как Лесси, которая спасла Тимми из колодца, — сказал Дилан.

Реджина прищурилась. Она узнала этот язвительный, защитный тон. В конце концов, она тоже была матерью мальчика. Дилан был менее уверен, меньше контролировал себя и ситуацию, чем готов был признать.