— Ох, это подарок. От Дилана. Потому что моя цепочка порвалась.

Ник сразу же вспомнил слова Дэнни: «Эй, если бы он действительно хотел сделать с ней это, он бы дарил подарки ей. Верно?»

Есть Нику сразу расхотелось.

Но потом все стало еще хуже, потому что после ленча пришел Дилан и стал звать маму с собой на лодку. Не Ника, а только его маму.

— Я не могу поехать сейчас, — сказала мама. Она была раскрасневшейся, возбужденной и совсем не похожей на себя. — Я не могу оставить Ника.

От этого он только почувствовал себя совсем маленьким. Он насупился и сказал:

— Со мной все в порядке. После обеда я все равно пойду к Дэнни.

— Нет, не пойдешь, — сказала мама, и это снова был ее голос, такой бесстрастный, когда она старалась говорить о серьезных вещах. — Я не разрешаю тебе выходить из ресторана.

Это было несправедливо, потому что сама она не торчала здесь целый день.

— Я могу присмотреть за ним, — предложила Маргред.

Как будто одной бабушки было недостаточно! Как будто Нику нужны были две крикливые няньки. И от этого он так расстроился, что даже когда Дилан спросил, не поедет ли он с ними, он сказал, что не хочет.

Впрочем, он потом об этом пожалел.

Да еще как.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Дилан пригласив ее поплавать с ним на лодке, чтобы заняться там сексом.

Реджина знала это, соглашалась с этим и даже планировала это. Она решила, что на этот раз никаких помех быть не должно. На этот раз она не будет пьяна, ей не будет больно или холодно и она не будет нуждаться в утешении.

Она ступила на палубу с едой для пикника в руках, в своем лучшем красном нижнем белье, готовая принять бой на территории своего любовника.

При виде корзинки для пикника Дилан удивленно приподнял бровь, но ничего не сказал, пока она, пошатываясь, не уселась на скамейку в кубрике.

— Предполагалось, что это будет для тебя передышкой, — сказал он, отчаливая от пристани.

— Так оно и есть, — заверила его она.

— Тогда зачем эта корзинка?

Реджина положила руки на теплые перила и откинула голову назад, следя за тем, как он возится со снастями. Он снял рубашку; его тело было худым и золотистым. Глядя, как играют под кожей его мышцы, как ловко работают длинные пальцы, она чувствовала, как вместе с парусами в ней что-то расправляется и поднимается.

— Хотела тебя покормить, — сказала она. — Я этого еще не делала.

Паруса хлопали, как простыни, развешенные на веревке в заднем дворе.

Дилан подрегулировал их, чтобы они натянулись, после чего сел на скамейку рядом с ней и взялся за руль.

— Ты меня постоянно чем-то кормишь.

— Постоянно ты питаешься в ресторане. Это не одно и то же. Я хотела сама приготовить что-то для тебя. Этим я и занимаюсь.

— Кормишь людей.

Она пожала плечами.

— Очень часто.

— Заботишься о них.

Она поймала его взгляд. Ветер ерошил его темные волосы, затеняя лицо, отчего ей было труднее, чем когда бы то ни было, прочитать его выражение. Спокойно, Реджина!

— Да.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы обо мне заботились, — сказал он.

Может быть. Но если они собираются налаживать более-менее равные отношения — вообще какие-либо отношения, — ему нужно видеть в ней нечто большее, чем несчастную женщину-человека, которую сделали беременной и похитили. Нечто большее, чем просто жертву.

Она задрала подбородок.

— Ты говоришь так только потому, что еще не узнал в полной мере все мои удивительные кухонные таланты, — заявила она.