Из нее хирург хороший бы вышел. Но мы с ней договорились: она в балет вернется и станет там одной из первых.
Елена Ивановна посмотрела на дочь.
— Вы это вправду решили?
— Да, решили. Руслан говорит, что упадок духа и его посещал, да он собирался с силами и вновь принимался за свое. Вы бы посмотрели, как он красиво тут прыгал.
Руслан с раздражением возразил:
— Да нет, Маша! Я никаких фигур не делал. Нельзя мне тут… выхваляться. Я исполнил первое упражнение, которому нас учил тренер: свободный полет, или, как у нас говорят, «планирование чайки в тихую погоду».
— Ну, да — полет свободный, но когда ты плавал затем в бассейне, ко мне подошел спортсмен и на английском языке сказал:
— Этот ваш приятель красиво прыгает.
На что я возразила:
— Красиво? Но он же не спортсмен!
— Может быть, не спортсмен, но летит красиво. Не всякий спортсмен так умеет.
Мне было приятно это слышать, и я чуть было не крикнула: «Это же Руслан Лунин! Дважды олимпийский чемпион!..»
Руслан повернулся к ней:
— Не вздумай выдать меня! Ты же обещала.
— Да, да — конечно, я не выдам. Зачем же нам привлекать к себе внимание, хотя, если сказать правду, боюсь, что однажды прокричу на весь мир: это же он, наш Руслан! Неужели не видите? Он же победил всех на свете!..
И потом в задумчивости смотрела на сверкавшую золотом солнца воду и, ни на кого не глядя, проговорила:
— Все девчонки мечтают о принце с горящей на лбу алмазной диадемой, а я… — будь ты хоть уродиной, но победи всех на свете.
Елена Ивановна протянула к ней руку, потрепала за ухо.
— Дурочка ты у нас! Еще во младенчестве сказки о богатырях любила.
Перевела взгляд на Руслана; он лежал на спине, подложив под голову ладони и, казалось, дремал и разговора их не слышал. А Елена Ивановна окинула взором его ладную с тонкой талией фигуру, с тревогой подумала о дочери: «Влюбится еще. Вот будет нам хлопот».
Сказала тихо и серьезно:
— А наш Руслан совсем и не уродина. И свою принцессу он уже давно нашел, но держит ее от всех в тайне.
Всполошилась при этих словах Мария, приподнялась на шезлонге и хотела сказать что–то матери, но осеклась и безвольно упала на брезент лежака. Только видно было, как тяжело она дышит и как тревожно, по–орлиному, горят ее серо–зеленые и круглые, как у большой птицы, глаза. Мысль о том, что у Руслана есть своя принцесса, ледяным душем окатила все ее существо. Никого она не хотела видеть рядом с Русланом. Хотела одна оставаться около него. Всегда, всю жизнь — одна она и никого больше.
А затем где–то в туманных далях ее сознания слышался хихикающий, противный голосок: «Ты же еще подросток, не набравший никакой силы. Гадкий утенок! Что ты забрала себе в голову?..»
От этих мыслей кружилась голова, Ей хотелось плакать.
На купальню с шумом и смехом ввалилась ватага ребят. На плечах спортивные сумки, на головах белые с черными козырьками шапочки. Над козырьками золотой вязью вышиты драконы.
Один из парней, обращаясь к Елене Ивановне, спросил по–английски:
— Тут свободно?
Елена Ивановна закивала головой:
— Да, да — свободно.
И ребята побросали сумки, стали раздеваться, а один из них — пожилой, с рыжей бородкой, — видимо, тренер, — велел принести лежаки. И скоро тут образовался целый лагерь. Елена Ивановна предложила своим перейти в другое место, но Маша запротивилась и только передвинула шезлонг к краю дощатого настила. Ей не хотелось уходить от ребят; она владела английским, хотела бы узнать, что это за народ и что они будут делать. |