Разумеется, во время неофициальных «информационных совещаний» не велись никакие протоколы; представители общественности и прессы не присутствовали. И если бы депутаты-автономисты сами тайком не делали записей, информация Дебре вряд ли стала бы достоянием гласности. Только собственные записи позволили Teaрики в его по-прежнему выходящей только на французском языке газете подробно рассказать, что говорилось в данном случае за закрытыми дверями губернаторской резиденции.

«Встреча состоялась 5 июля 1970 года и началась в 10.40. Присутствовало около 30 человек, в том числе десяток представителей Территориальной ассамблеи, два высокопоставленных чиновника из канцелярии губернатора, члены министерской свиты и руководители Комиссариата по атомной энергии и Центра тихоокеанских испытаний. Царила атмосфера полной секретности. Не считая фотографа, который удалился, сделав три снимка, пресса не была представлена. Зато на встрече присутствовала тайная полиция. Беседа длилась недолго, всего час десять минут, причем 20 минут заняло вступительное сообщение Дебре.

Затем представитель автономистов Бувье взял слово в разобрал по пунктам выступление Дебре. Для начала он выразил сожаление, что Дебре не смог прибыть в Территориальную ассамблею, где все дебаты происходят открыто и записываются на магнитофон и где дозволено присутствовать журналистам. Тогда как на встрече при закрытых дверях слова испаряются, не оставив следа.

Далее Бувье коснулся утверждения министра Дебре, будто полинезийцы, за исключением немногих «сепаратистов», всей душой привязаны к Франции. «Лично я не знаю среди депутатов ни одного сепаратиста, — возразил Бувье. — Однако истина не позволяет мне скрывать от вас, господин министр, что среди населения есть немало людей, мечтающих о независимой Полинезии».

Бувье подверг подробному критическому разбору сообщение Дебре о том, как и для чего были созданы французские ядерные силы. Министр обороны говорил, что до прошлого века Франция по численности населения занимала первое место в Европе, а потому была самой могущественной страной. Во всяком случае, ни одна отдельно взятая страна не могла бросить ей вызов. А вот в нашем столетии из-за падения рождаемости мощь Франции ослабла. Оттого и возникла необходимость компенсировать численное отставание качественно превосходящей обороной. Вот почему генерал де Голль уже в 1945 году решил начать исследования военного применения атомной энергии и с 1958 года всячески подстегивал эти исследования. «Ныне наши ударные силы достигли такой мощи, — заявил Дебре, — что ни одна держава в мире не решится напасть на Францию».

Бувье отвечал, что, разумеется, оценивать мощь армии числом солдат — анахронизм. В наш атомный век ситуация, естественно, совсем другая. Но чтобы страна на самом деле могла «устрашать» врага, располагающего ядерным оружием, опа должна иметь примерно равную с ним огневую мощь, измеряемую мегатоннами. Такое равновесие налицо между США и СССР, но его нет между Францией и любой из названных держав. «Я сказал бы даже, что для Франции было бы самоубийством применить ядерное оружие против любой из этих великих держав», — добавил Бувье.

Слова Бувье произвели впечатление взорвавшейся атомной бомбы. Лицо Дебре исказилось гневом, и он воскликнул дрожащим голосом:

«Господин Бувье, я запрещаю вам высказываться таким образом о нашей обороне и предупреждаю, что, если вы будете продолжать в том же духе, я покину помещение!»

После этого, несколько овладев собой, министр принялся перечислять все благотворные научные достижения и изобретения, которые без дополнительных затрат сопутствовали военным исследованиям в области атомной энергии.