Коробка была доверху набита конвертами.

— Конверты? — не поверил своим глазам Раскин.

— Да, конечно же, это конверты, — подтвердил первый экспедитор.

— Вот видите, все в порядке, — сказал второй.

— Конверты? Но кто мог заказать?.. — Раскин внезапно оборвал себя. Вытащив из коробки один из конвертов, он повернул его к себе лицевой стороной и стал разглядывать фирменную надпись. На конверте четким шрифтом было напечатано:

Дэйвид Раскин.

“Свободные помещения”, Авеню 30 апреля, Айсола.

— Вы что, решили открыть магазин на новом месте? — спросил первый экспедитор.

— Убирайте это все отсюда, — сказал Раскин. — Я ничто не заказывал.

— Нет уж, простите, мы не можем позволить себе такое, мистер. Да к тому же вы уже распечатали…

— Уберите это отсюда, — повторил Раскин и, сняв трубку, принялся набирать номер.

— Вы куда звоните? — спросил второй экспедитор. — Фирме-отправителю?

— Нет, — отозвался Раскин. — Я звоню в полицию.

* * *

Сегодня вечером Тедди Карелла встретила своего мужа с работы тоже в халате. Он поцеловал ее прямо на пороге их огромного дома и не оценил ее наряда, пока они вместе не вошли на кухню. И только там, удивленный царящей в доме тишиной, непривычной для половины седьмого вечера, и вдобавок смущенный тем, что на Тедди туфли на высоком каблуке и роскошный шелковый халат — его любимый халат, — он, оглядевшись, спросил:

— А где дети?

Руки Тедди пришли в движение, и он получил беззвучный ответ: “Дети спят”.

— А Фанни?

Языком знаков она напомнила ему: “Сегодня четверг”.

— Ах, да, сегодня у нее выходной, — тут только он все понял, однако сделал вид, что еще не разгадал ее намерения. Он даже притворился, что не замечает бутылку вина в холодильнике, которую, надо сказать, сразу же разглядел, едва она открыла дверцу, чтобы достать дыню. Он сделал вид, что не замечает и многого другого: ни той особой женственности, с которой передвигалась сегодня Тедди, ни так любимого им тонкого и всепроникающего аромата духов, которыми она надушилась перед его приходом, ни того, как она подкрасила глаза — эти огромные глаза, такие выразительные и прекрасные, — отметив, правда, про себя, что губы она оставила ненакрашенными и как бы готовыми для поцелуев. Все это он как будто и не заметил.

Он вошел в ванную комнату, чтобы умыться, а потом снял кобуру вместе с револьвером и положил их в верхний ящик туалетного столика в спальне. Затем надел свежую сорочку, не забыв бросить снятую в контейнер для грязного белья, и только после всего этого снова спустился вниз. Тедди накрыла столик на веранде. Свежий ветерок, легко проникая сквозь оплетенную виноградными лозами ограду, игриво приподнял полы халата и обнажил благородный изгиб ее ног. Но она не торопилась оправить подол.

— Угадай, с кем я сегодня столкнулся? — сказал Карелла, но тут же сообразил, что Тедди сидит спиной к нему и не видит движения его губ, а значит, и “не слышит” его. Он легонько похлопал ее по плечу, она обернулась и первым делом посмотрела на его губы. — Угадай, с кем я сегодня столкнулся, — повторил он.

Глаза ее привычно следили за движениями его губ. Только так она, глухонемая от рождения, могла “услышать”, а вернее, увидеть каждое его слово. Она вопросительно подняла брови. Иногда ей приходилось прибегать к языку знаков, чтобы передать мужу свои мысли, но бывали ситуации, когда для разговора обращаться к такому “формальному” языку не было необходимости: чуть заметного изменения выражения лица, прищуренных глаз, а иногда и просто выразительного взгляда оказывалось достаточно.