|
С одной стороны, пользуясь безвременьем, южане грабили и терроризировали обеспамятевшую страну с какой-то особенной удручающей наглостью, не соблюдая никаких правил, чем непоправимо настроили против себя общественное мнение, никем пока, правда, не организованное в реальную силу противодействия; с другой стороны, взросли и окрепли, как грибы под дождем, собственные отечественные "беспредельщики"; уже вовсю скалила зубы молодая "русская мафия", отчаянная и азартная, готовая изгрызть и переварить даже мраморные пьедесталы вчерашних свергнутых идолов. Пальба, взрывы на улицах Москвы, неопознанные трупы в канализационных люках, за одну ночь поднимающиеся особняки в пригородах, как и многое другое, говорило о том, что арьергардные схватки заканчитаются, но генеральные сражения с большой кровью и потрясением основ были еще впереди. К ним готовились и те, и эти, недосыпая ночей у штабных амбразур.
В "Подиум" Миша Губин приехал за десять минут до назначенного времени, но не успел сесть за столик, как увидел пересекающую уютный зальчик рыжеволосую стройную девушку в умопомрачительном мини-наряде. Девушка сияла такой ослепительной улыбкой, словно заново увидела любимого человека, после того как недавно проводила его в могилу. – Чао! – Добрый вечер. – Извини, что опоздала. – Угу. – Я такая голодная, прямо жуть! Можно я закажу для нас обоих? – Конечно. – Сразу условимся: я пригласила, я и плачу. Согласен? – Еще бы. Заказывать вообще не пришлось. Таню тут, видно, хорошо знали. Смуглый красавец с блестящей серьгой в левом ухе мгновенно уставил стол холодными закусками, посредине водрузил графин с малиновой жидкостью. – Что будете пить, господа? Таня, тебе армянский? Таня вопросительно взглянула на кавалера. – Нарзан, если можно, – сказал Губин. – На горячее, как обычно, шашлычок? – Только попостнее, – попросила Таня. Официант ушел. – Я тебе не нравлюсь? – спросила Таня. Ей было не по себе. Миша Губин – прямой, как истукан, с опущенными на стол ладонями – каждым словом, процеженным сквозь зубы, наносил ей оскорбление за оскорблением. Она чудом удерживалась, чтобы не влепить в эту презрительную рожу тарелку с салатом. Чем нестерпимее становилось это желание, тем доверчивее она улыбалась, – Ответь, пожалуйста, Мишенька! Ни чуточки не нравлюсь? А некоторые – льнут. – На кого работаешь? На Елизара? Точность попадания ее ошеломила. Она наполнила рюмки малиновой жидкостью из графина. – Оцени, итальянский гранатовый ликер. Я его обожаю. – Спасибо, не пью. – Совсем не пьешь? Хотя бы понюхай. – Если хочешь ломать комедию, я лучше пойду. – Какую комедию? – Что тебе от меня надо? – Миша, ты не допускаешь, что девушка может просто так влюбиться? С первого взгляда? – Ты? Нет. – Почему? – Послушай внимательно – это для твоей же пользы. Кто ты такая, я догадываюсь. Не знаю только, кто тебя послал и зачем. Но это мне и не нужно знать. Достаточно будет, если я еще разок увижу тебя около Насти. Надеюсь, тебе понятно? Давно она не слышала такой прямой, честной угрозы, и это привело ее в диковинное, неприличное возбуждение. Щеки запылали, глаза полыхнули зеленой мглой. Миша Губин смотрел на нее с изумлением. – Что с тобой? Ты на игле? – Расслабься, Мишенька! Будь попроще. Сейчас покушаем, выпьем, поедем ко мне и хорошенько потрахаемся. Как тебе вариантах? – У тебя бешенство матки? Таня поскорее налила себе коньяку и молча выпила. |
