Борис взвесил пистолет на ладони, рукоятка слишком короткая для мужской руки. Он вытащил снаряженную обойму и снова вставил ее на место, в рукоятку. На затворе выгравированы мелкие буковки "Д. П. Шубину от тульских оружейников". Галя взяла у отца наградной пистолет, — наверняка без его ведома, и теперь носит оружие с собой. Ездит автобусом, спускается в метро. Разумеется, у нее нет и не может быть разрешения на хранение и ношение короткоствольного оружия, — и если посторонний случайный человек увидит пистолет, — запросто огребешь такие неприятности, — что даже подумать страшно. Шубин часто бывает на военных заводах, у него полно разного оружия, за которым он не следит, к которому годами не прикасается. Он не пользуется сейфом, Борис видел три-четыре коробки с наградными пистолетами в его книжном шкафу, на полках. Тесть вряд ли заметит исчезновение этого ствола.

Галя в полосатом купальном халате вышла из ванной, остановилась. Она увидела Бориса, стоявшего посередине прихожей с пистолетом в руке.

— Как это понимать? — спросил он.

— Понимай так, что на первый раз я тебя прощаю. За то, что лезешь в чужую сумочку. Но дальше пощады не жди.

Галя любую серьезную вещь умела превратить в хохму. Вот и теперь она сделала вид, что обижена на Бориса за то, что тот залез, куда не надо. Она прошла в комнату, села на диван, вытащила пузырьки с лаком для ногтей и ацетоном. Включила лампу и задрала голые ноги на журнальный столик. Борис сунул пистолет обратно в сумочку, вошел в комнату, сел в кресло.

— Твой отец знает о пистолете?

— Разумеется. Не знает.

— Говорю тебе как бывший мент: за ношение ствола — пять лет лагерей. Я хочу, чтобы ты завтра же вернула этот изящный сувенир отцу. Положи на место, иначе…

— Иначе что?

— Позвоню Дмитрию Павловичу. Пожалуюсь, что ты меня не слушаешься. Собралась кого-то пристрелить. Пусть принимает меры.

— Боря, милый, ты знаешь, что в музее я получаю смешную нищенскую зарплату. И вынуждена подрабатывать, а иначе нам не прожить. После работы я езжу к разным людям. Смотрю картины и стараюсь определить, сколько они приблизительно стоят. Последние два вечера провела у одной женщины из Нахабино. Ее отец, приятный старичок, похожий на одуванчик, всю жизнь собирал живопись. Таился от людей, боялся, что ограбят. Ни с кем не водил дружбу, донашивал лохмотья, питался кое-как. Теперь дочка хочет узнать, сколько стоит коллекция покойного папы. А цена — будь здоров.

— И что?

— Она живет в частном доме на краю поселка. Туда даже таксисты не едут, — ни за какие деньги. Ну, днем еще можно за три счетчика договориться, но вечером точно никто не повезет. Дорога к электричке — через темный пустырь. Из этой темноты лают собаки и раздаются человеческие крики. Когда идешь, — от страха кровь в жилах стынет. Серьезно… Ты же знаешь, что я трусиха. Я открывала сумочку, сжимала рукоятку пистолета, — и страх отпускал.

— Господи, Галя… Только представь, что сумочку вдруг украдут. Или в метро вор разрежет ее бритвой. Вытащит ствол, кому-нибудь продаст. Тогда придется заявить в милицию о краже. Иначе нельзя. Этот ствол будет искать вся милиция Советского Союза. И хорошо если найдут до того, как из него убьют человека. Или используют при налете, ограблении.

— Боренька, хватит… Ну, что я, ребенок?

— Ты хоть умеешь с ним обращаться?

— С близкого расстояния — не промахнусь.

— Ты обещаешь положить его на место?

Галя засмеялась и махнула рукой. Борис подумал, что жена бывает в незнакомых местах, за городом, вечерами одной боязно возвращаться, идти темными переходами или через пустыри.