|
Маршрут – это верно, это обязательно надо выяснить. Потому что если киллеры еще и разовый маршрут знали, это может означать только одно: что они действовали по чьей то наводке! Да, хорошо бы добыть повесточку заседания правительства 19 го числа! Может, кто то как раз не хотел, чтобы Топуридзе принял участие именно в этом заседании? Что то такое доложил бы… опасное для кого то. Или своим докладом добился бы какого то запрещения, исходящего от столичного правительства.
Грязнов выслушал его соображения и усмехнулся в ответ на его вопрос, не подсуетились ли еще муровцы насчет повестки заседания… – Экий вы, дяденька, шустрый. Нет пока, не подсуетились. И суетиться не будем – пусть следственная бригада этим занимается. И вообще, что ты от меня хочешь, Саша! Все только только случилось, а ты уже требуешь ответа чуть ли не на все вопросы! Да мы даже не знаем пока, сколько их всего было, убийц то этих… Так что, хочешь больше узнать – входи в контакт со старшим советником юстиции Калинченко – это новый замначальника следственного управления Мосгорпрокуратуры. Ему и поручено возглавить расследование… – А что это за Калинченко такой? Что то никогда не слышал. Ты его, Костя, знаешь? – Он здесь, в Москве, совсем недавно я присутствовал на коллегии, где его утверждали. Переведен в столицу вместе с новым замом генерального Чувилевым. Чуешь? А вообще говорят – шустрый и дело знает. Кличка вот у него только почему то подгуляла, – ответил Меркулов. – Не понял! Это что значит? – спросил заинтригованный Турецкий. – Да кличка у него, ребята, Тракторист. Как у того полевого командира, помните, который снял на пленку собственное участие в издевательствах и убийстве наших солдат? – сказал Меркулов. – Живодер, значит, – уточнил Турецкий. – Ну не знаю… Но выходит – вроде того. То ли безжалостный, то ли просто рука тяжелая… Хотя кличка – это, наверно, дело десятое. – Я вот чего прикатил то, Костя, – сказал Грязнов. – За этим? – хмыкнул Турецкий, щелкнув себя по горлу. – Ну вот, говорили от чистого сердца, а сами попрекаете, – нехорошо, Саша… За это, – Грязнов в свою очередь щелкнул себя, – вам отдельное огромное спасибо, как и за чай. Хотя тут даже и не знаю, кого больше благодарить – вас, так называемых друзей, или добрую душу Клавдию Сергеевну. Но если честно, – сказал он, с веселым нахальством наливая себе еще коньяку, – приехал я все же не за тем, чтобы на халяву у вас тут клюкнуть. Я вот чего подумал, ребята. Этот самый Калинченко – он человек в столице новый, не обвыкся еще. И вообще, может, ему чем помочь надо, а? Все таки дело на контроле… Свиньи мы просто будем, если не поможем. И потом, я же вижу – мужичок вроде не паркетный, не шаркун. А тут Москва… А Москва – она ведь, как известно, блин, бьет с носка. Я тут с ним малость пообщался… Он при мне вроде как сдерживался – а и то нагородил черт те чего. Дескать, Москва эта ваша, от нее один вред стране, а мы, дескать, в провинции, хранители высоких идеалов… такую понес хренотень… А чего он без лишних свидетелей может нагородить – вряд ли и угадаешь. Не дай бог ему, хоть и дуриком, с такой ахинеей на мэра наскочить: тот за поносные слова насчет Москвы может и в порошок стереть, честное слово! Так что нам бы, как старшим товарищам… – Ладно, Слава, все понятно, – кивнул Меркулов. – В няньки, конечно, записываться, как ты понимаешь, никто не собирается, а с зональным прокурором, надзирающим за следствием, я переговорю. – Это кто у нас зональный то, напомни, – напрягся Грязнов. – Стыдно, стыдно, брат! Зональный прокурор по Москве у нас замечательный, Вадим Сергеевич Молчанов, собаку на своем деле съел. |
