Только потом осенило: молодой человек, ждавший после неё своей очереди к стойке банковского служащего, заступил за «запретную» белую черту, проведенную по полу метрах в двух от стойки. Эта черта обозначала зону безопасности для обслуживаемого клиента и гарантировала клиенту, что никто посторонний не проникнет в его банковские тайны — ни увидев деловые бумаги или наличные, ни подслушав разговор. В России, конечно бы, на такую черту плевали и теснились бы к стойке, дыша в затылок друг другу. Но на цивилизованном западе с этим было строго, уважение к заведенным порядкам впитывалось с молоком матери, существовало в крови… Так почему же молодой человек зашел за линию?
Объяснение неуютному чувству нашлось — и эта мелочь перестала её смущать. Мало ли сейчас ошивается в Швейцарии людей из бывшего Советского Союза и стран Восточной Европы? Но впереди её ждало настоящее потрясение.
— Подать вашу машину? — обратился к ней услужливый дежурный стоянки при банке.
Честно говоря, она и выбрала этот банк потому, что он одним из немногих придерживался старых традиций обслуживания крупных клиентов по высшему классу. Во многих местах принципы демократизации и практическое воплощение идей, что щеголять своим богатством — это вульгарно, пошло, и даже ещё хуже, привели к тому, что даже мультимиллардеры покорно шлепали к своим лимузинам и садились за руль (часто теперь и шофера не держали), а служитель и головы не поворачивал, стесняясь задать «неприличный» вопрос. А Богомолу иногда нравилось, чтобы за её деньги её обслужили по полной программе.
— Да, пожалуйста! — кивнула она служителю. Тот заторопился к машине. Ключи она оставила в машине — и служитель это знал, сразу заприметив зорким взглядом. Те клиенты, которые не желали «выпячиваться», запирали машину и забирали ключи с собой, давая тем самым понять, что желают быть «скромными и самостоятельными».
Служитель сел за руль, она ждала на ступеньках. Вот он включил зажигание, и…
Всю стоянку потряс мощный взрыв.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, и за это время то, что осталось от её машины — и служителя — уже догорало, тускло, быстро и совсем не красиво, не так, как в фильмах.
В её мозгу сразу пронеслись тысячи вариантов, как себя вести. И главный вопрос, ответив на который только и можно было выбрать правильный вариант, был: насколько надежен её нынешний канадский паспорт? Если можно нащупать хоть один изъян, если в ходе расследования всплывет, что она русская — то нужно немедленно бежать! К русским — и к деньгам из России здесь отношение подозрительное, и, взбреди следователю в голову, что взрыв машины и гибель швейцарского гражданина — плоды русских мафиозных разборок, а она сама, следовательно, один из курьеров этой «мафии» или отмывщиков денег той же мафии, с него станется задержать её до конца следствия, взяв с неё подписку о невыезде. А это ей, понятно, совсем не нужно… Да, и можно ли проследить, что на этот счет деньги пришли из России?.. Пожалуй, тоже нет. Она основательно запутала следы… Хорошо, допустим, под паспорт не подкопаешься и под происхождение денег тоже… Как она объяснит, почему взорвали именно её машину? Должны ведь у неё быть какие-то догадки, подозрения, смутные воспоминания о каких-то недоброжелателях… Надо подкинуть следователям хоть какую-то кость, чтобы они поверили в её добрую волю сотрудничать с ними и не насторожились.
Но это будет время продумать. Несколько часов. Возможно, до завтрашнего дня. А пока она вышла из оцепенения — вполне естественного для женщины, машина которой взорвалась вместе с сидевшим в ней человеком — и она закричала.
Вокруг уже забегались, засуетились люди. К ней подбежали две сотрудницы банка и, поддерживаемая ими, она медленно опустилась на ступеньки, бормоча:
— Что же это?. |