|
Не то, чтобы меня это очень мучило, но решить загадку хотелось. Мой круг подозреваемых постепенно сужался, и в конце концов мне предстояло сделать выбор между одним из двух человек: девушкой из нашей группы и парнем из параллельной. В конце концов, я решил сделать выбор «в пользу» (если здесь можно употребить это выражение) парня. Девушку подозревали потому, что она была родственницей декана, что-то вроде двоюродной племянницы, иногородней, и даже жила у него одно время, пока не устроилась в Москве по-своему. Считалось, что с ней нужно быть поосторожней, потому что не может быть, чтобы человек, живущий в одном доме с другим, не рассказывал этому другому многого из того, о чем рассказывать не стоит. Но именно поэтому я её и отмел — она была, так сказать, слишком очевидна, к тому же, декан был мужиком неплохим, и готов был закрыть глаза на многое, если не было прямого вмешательства сверху или если он сам не чувствовал, что в результате лишних студенческих вольностей кресло под ним начинает слишком качаться.
Кроме того, у нас состоялся с ней занятный разговор, когда мы курили в перерыве между лекциями. — Послушай, — сказала она, оглянувшись и убедившись, что нас никто не слышит, — что там у тебя произошло, с тем мужиком, который приезжал с тобой побеседовать? — С каким мужиком? — я нахмурился. — Ну, весной или в начале лета, то ли перед сессией, то ли во время нее. — Не помню, — солгал я. — Много времени прошло… А что? — Видишь ли… — она замялась. — Дядя предупредил меня, чтобы я была с тобой поосторожней. Но мне как-то не верится, — «дядей» она называла декана. Чего ей было темнить, скрывать известное всем? — Почему ты должна быть со мной поосторожней? — спросил я. — Потому что тебе сделали предложение, от которого не отказываются. — А, это… — я тряхнул головой. — Не отказываются. Но я отказался. — Вот и дядя говорит, что ты отказался. Но как-то слишком шумно. Театрально, что ли. И мужик, который с тобой беседовал, уехал весь белый от бешенства… Дядя говорит, странно, что тебе ничего не было, когда ты так разозлил работника органов. Ни распоряжения припугнуть тебя или завалить на сессии, ничего. — А раз ничего не было — значит, это больше смахивает на спектакль, разыгранный, чтобы я выглядел чистеньким? — усмехнулся я. — Ну, дядя так прямо не говорит… — она опять смутилась. — Но намекает вполне прозрачно… Но, если это так, то зачем ты завела со мной этот разговор? Вдруг я тебя продам? — мне кое-что становилось ясно. Меня не трогают, чтобы представить меня завербованным стукачом. И, замкнув на меня подозрения всех окружающих, прикрыть истинного стукача. — Потому что я тебе верю, — сказала она. — Спасибо тебе, — сказал я. — Действительно, спасибо. Я стал приглядываться к ней повнимательней. Может ли быть, чтобы этот разговор являлся тонким ходом, рассчитанной провокацией? Нет, она казалась вполне искренней. Она мне верила, и поэтому решила меня предупредить, что вокруг меня витают нехорошие слухи. А почему она мне верила — гадать не приходилось. Достаточно было один раз перехватить её взгляд. Я ей нравился… Впрочем, я многим, кажется, нравился. И возникшие вокруг меня подозрения лишь подогревали её интерес. Больше того — в этом я разобрался потом — ей чуть-чуть, втайне от неё самой, хотелось, чтобы эти подозрения оказались правдой. Для некоторых женщин важно найти более-менее приемлемое объяснение той силе, которая притягивает их к мужчине, им не хочется признавать, что это сила чисто животная. |
