Козак сидел и молчал. Утро стремительно превращалось в день, и в этот день следовало еще что-то сделать, потому что так принято в этой жизни.

    Мост тихо плыл мимо того берега, и Козак, оторвавшись от своих мыслей, сказал вдруг:

    -  Смотри, снайпер.

    Там, где к серой скале прилепился густой куст краснотала, блеснул зайчик в стекле оптического прицела. Козак вяло помахал туда рукой.

    -  Не стреляй! - крикнул он. - Нихт шиссен! Донт шут! Но сатена!

    Из-за куста показался сначала ствол винтовки, потом голова снайпера. Потом снайпер высунулся по пояс.

    -  Гива у ло смак цу? - спросил он и, чтобы было совсем понятно, добавил: - Тобако!

    -  Закурить просит, - перевел Козак. Он похлопал себя по карманам, посмотрел на Петера. Петер вытащил пачку, заглянул. Там было еще пять сигарок. Он оставил по одной для себя и K°зака, выщелкнул из запасной обоймы три патрона и положил их в коробку для тяжести.

    -  Хази! - крикнул он и, размахнувшись, бросил коробку снайперу. Тот поймал ее, сунул сигарку в рот, закурил, выпустил клуб дыма и изобразил на лице полнейшее блаженство.

    -  Тенгава ло! - крикнул он. - Блугадрен! Козак дал Петеру прикурить, закурил сам.

    -  Скорей бы война кончилась, - сказал он. - Мост достроим, будем друг к другу в гости ездить. У них там, говорят, такие места…

    -  Угу, - согласился Петер. Он выщелкнул еще один патрон, наклонился вперед, заглянув в головокружительную пропасть, и уронил патрон вниз. Он был долго виден - летящей желтой искоркой. Потом исчез.