-  Что? - Петер попытался сесть, не получилось, глаза тем более не открывались, но по команде «Подъем» следовало встать и одеться за сорок шесть секунд, потому что команда «Подъем» зря не дается…

    -  Вставай, соня, курорт окончен.

    Это Камерон. Ну да, это Камерон, я же вернулся, вернулся и - ха-ха! - кое-что привез! Ну, да.

    -  Сколько времени?

    -  Семь вечера. И учти, что это уже завтрашний вечер.

    -  Как это?

    -  А так, что тебе дали поспать - ну, ты и поспал.

    -  Сутки? - не поверил Петер.

    -  Тридцать один час. Абсолютный рекорд редакции.

    -  Врешь ведь.

    -  Чтоб я сдох! - поклялся Камерон. - Вчера пытались тебя будить, но ты заехал Летучему Хрену в нос, и он велел оставить тебя в покое. А сейчас позвонил и очень тебя хочет. Ночью бомбежка была - не слышал?

    -  Ничего я не слышал… А мой материал?

    -  Экстра! Ультра! Супериор! Он сам монтировал и был близок к оргазму, его просто успели вовремя отвлечь…

    -  Но я голоден!

    -  Он сказал, что все будет.

    Летучий Хрен принял Петера с распростертыми объятиями. Это на памяти Петера еще никогда добром не кончалось. Всегда за этим следовало что-нибудь… м-м… экзотическое. А тут еще и тон разговора: и гениален-то у нас один Петер Милле, и потери в личном составе агромадные, аж пять человек (двоих завалило при бомбежке, один стал заговариваться, и еще две машинистки не убереглись и забеременели), а учитывая, что задача под силу лишь подлинному таланту, так она грандиозна и значительна, тем более что через завесу секретности кое-что просачивается, и он, Летучий Хрен, глядишь, и плюнул бы на все и поехал сам, но - приказ есть приказ, он вынужден подчиняться… Петер сразу понял, что параши не избежать, поэтому сидел тихо, в ударных местах кивал и думал, как это все обернется с Брунгильдой, - а надо ли, чтобы оно как-то оборачивалось? - и не таких видали, - а жаль…

    -  Итак, - бодро продолжал Летучий Хрен, - группу будем формировать заново, потому что пополнение прибыло и следует пускать его в дело, а Варга твой уже оперился и ему пора давать работать самому, возьмешь двух новеньких, я их тебе покажу, и еще должен приехать какой-то из министерства пропаганды - будет старшим. Сам понимаешь, что старшим он будет только формально, потому что - ну что чиновник может смыслить в наших делах? Остальное ты знаешь все, готовься, послезавтра - адью!

    -  Я есть хочу, - сказал Петер.

    -  Тебя что, Камерон не накормил? Плохо. Бездельник. Ада! Ада! Где тебя черти носят? Накорми Милле, он у нас нынче герой. Ест он все, и помногу, но ты придумай ему что-нибудь повкуснее, только чтобы не обожрался, он мне живой нужен…

    Ада увела Петера в машбюро и там под стрекот десятка машинок соорудила ему гигантскую яичницу на сливочном масле. Пока Петер ел, она сидела напротив и пригорюнясь смотрела на него. Аде было под шестьдесят, но и в эти годы она оставалась машинисткой экстра-класса; ее подобрал где-то Камерон и пристроил в редакции в обход всех приказов и правил, никто не знает, как это ему удалось. Ада натаскивала девочек-машинисток, сама вкалывала наравне со всеми да еще умудрялась каким-то чудом обихаживать всех, до кого успевала дотянуться. Камерон ею страшно гордился.

    -  Спасибо, Ада, - сказал Петер, подчищая сковороду корочкой хлеба.