-  Потому что это дрянь, дрянь, дрянь! - шепотом кричал один из новичков. - Потому что мне страшно подумать, что будет, если мы победим!

    -  А что будет? - говорил второй. - Ничего нового не будет. Зато наверняка объявят амнистию, и все твои драгоценные…

    -  Да разве в этом дело! Ты вдумайся: победит система, для которой главным в человеке является что? Ум? Совесть? Деловитость, может быть? Нет. Тупость, исполнительность и форма черепа. Все. Представляешь, что из этого получится лет через пятьдесят? Это же конец, конец…

    -  Тихо ты, услышат.

    -  Боишься? А представляешь целое поколение, которое всего боится? Прелесть, а? А ведь они этого добиваются - и добьются. Каждый не от слов своих, не от дел - от мыслей вздрагивать будет! Не дай бог догадается кто! Хочешь такого?

    -  Перестань, правда. Ну что - тебе ответ нужен? Так я не знаю ответа…

    Ай да ребятки мне достались, подумал Петер. Это что же с молодежью-то делается? А, Петер?

    Он встал, пошумел немного, чтобы не подумали чего, и вышел к ним, потягиваясь.

    -  Вольно, мужики, - сказал он, предупреждая их позыв бросить камеры и встать. - Начинаем зачет. Итак, на время: зарядить камеры!

    Мужики чуть суетились, но справились с этим делом вполне прилично.

    -  Теперь пошли на натуру.

    Петер увел их в развалины неподалеку и заставил снимать друг друга, непрерывно перебегая и заботясь при этом о собственной безопасности. Чтобы создать кой-какие иллюзии, он щедрой рукой разбрасывал взрывпакеты и два раза пальнул шумовыми ракетами - есть такие, с сиреной; вторая из этих ракет заметалась рикошетами по двору и произвела впечатление на него самого. Потом, придерживая за пояса, чтобы не разбрелись и не попадали, он отвел ребят в лабораторию. Пленку проявили мигом, девочки-лаборантки были на высоте; тут же зарядили проектор и стали смотреть, что получилось. На экране что-то возникало и металось, обычно не в фокусе, три-четыре раза появлялся и пропадал человек с камерой в руках, невозможно было понять, кто именно, мелькали тени, дымки разрывов, стены, небо, упорно вновь и вновь появлялась в кадре торчащая из груды щебня балка с кроватной сеткой наверху… Вторая пленка была не лучше, только один кадр годился - это когда оператор снимал его самого с ракетницей в руках в момент выстрела: черненький дьявол, разбрасывая огонь и дым, рванулся прямо в объектив… Петер несколько раз прокрутил это место. Дальше шла прежняя неразбериха, но это было хорошо.

    -  Это хорошо, - сказал он. - Рука не дрогнула.

    -  Не успел испугаться, - сказал темноглазый - Шанур.

    -  Это хорошо, - повторил Петер. - Рука должна быть твердой. Даже если снимаешь собственный расстрел.

    Он гонял их по этому полигону еще трижды. Лучше не становилось, но это от усталости, к концу дня оба ног не переставляли, зато завтра, когда отоспятся, уже не будут вздрагивать и торопиться…

    Брунгильда как сквозь землю провалилась, он так и не нашел ее, и с оставшейся бутылкой шнапса Петер заявился в гости. Хильман поселился у Бури, инженера-оптика; Бури занимал длинную, как вагон, комнату в полуподвале, свободное место у него было всегда, и постояльцам он был рад.

    Посидели, выпили и шнапс, и коньяк, поговорили. Впрочем, говорили главным образом Бури и Хильман, Петеру все больше молчалось. Хильман красочно и с массой подробностей рассказывал, как ходил в смертный десант на Жопу Адмирала; Петер хорошо помнил этот северный архипелаг из двух близлежащих островов, получивших такое прозвище за округлость, мягкую покатость и обширность.