Она стояла с пузырьком в руке и не знала, что делать, войти ли в комнату или нет, — она не сомневалась, что при виде ее отец распалится еще больше. У него была привычка, напившись, разыскивать ее и заводить с ней разговоры. Она вся окаменела, услышав, как он сказал:

— Подожди, подожди, я ей покажу. Она сделала это нарочно, взяла и, ни слова не говоря, ушла. Но, будь уверена, ей дали сигнал. Это все чертова Пегги. Зачем ей понадобилось заходить и спрашивать, не хотим ли мы еще кофе. Делала она когда-нибудь это раньше? Ничего подобного. А что делает мадам Агнес? Она тут же выскакивает вслед. А зачем? А затем, что эта обезумевшая тварь снова сбежала из дома. И вот что я тебе скажу: если только Беннет раскошелится на заем, все, мы от нее избавимся. Это будет самое лучшее применение деньгам — запрятать ее куда-нибудь.

— Нет, Реджинальд, нет. Ты не можешь упрятать ее в сумасшедший дом. Это было бы грешно.

— Грешно? Ты сказала грешно, женщина? И это ты говоришь о грехе!

Тут Агнес услышала, как мать что-то пробормотала, но что именно, не разобрала. Но что бы это ни было, отец разозлился еще больше, и от этого перешел на крик.

— И это ты-то берешься учить меня, что такое грех! Да, вот о грехе-то и нужно бы поговорить, потому что кто это согрешил первым, а? Скажи-ка мне? Кто же это, черт побери, согрешил первым? Она не моя! Разве не так? Скажи, скажи это. Она ведь живое напоминание о твоем грехе, так ведь? И была им все эти годы, кара за твои похождения с дражайшим Ланселотом. Ланселот — рыцарь, Ланселот — романтический капитан Индийской армии. Думаешь, я такой простофиля и ничего не знал? Ты думала, что я ничего не вижу, разве не так? Ланселот, да чтоб ему в гробу перевернуться!

— Это неправда, — почти простонала мать, и добавила: — Она твоя…

Однако ее прервал отцовский вопль:

— Не смей мне лгать, сука! Я слишком долго молчал.

— Да, это правда, ты молчал. — На какой-то момент в голосе матери пробилась новая сила, в нем послышался, и не так уж незаметно, едкий упрек. — Это потому, что я содержала и тебя, и этот дом, и не только до смерти отца, но и после — на те крохи, что маленькая тетушка Джесс оставила мне, вот почему ты помалкивал. Да стоило мне только бросить тебя, тебе бы тут и пришел конец. И… не дай бог, я умру, правда, Реджинальд? Тебе невыгодно убивать меня, как тебе столько раз хотелось, так как мои деньги умрут вместе со мной, и тебе тоже будет крышка, потому что ты ни на что не годен и никогда не был годен, что ни возьми, ни для работы, ни для любви.

Агнес уловила звук удара и слабый крик и мигом заскочила в комнату, где увидела скорчившуюся на полу мать, она вцепилась обеими руками в край кровати. Отец стоял, склонившись над ней, лицо его было искажено до неузнаваемости, он весь клокотал от ярости. Он с удивлением обернулся и, распрямившись, уставился на Агнес, а потом обрушил на ее голову поток невероятных ругательств, отчего она закрыла глаза и втянула голову в плечи. Когда он замолчал, из уголков его рта по подбородку текла слюна, и он растер ее по губам подушечкой большого пальца и неверными шагами вышел из комнаты.

— Мама! Мама! — Агнес повернула голову матери, уткнувшейся лицом в постель, и на миг ее обуял ужас, потому что голова Кейт безвольно мотнулась назад. Неужели умерла? Она быстро нащупала пульс, он почти не прощупывался.

Оттащив отяжелевшее тело от кровати, Агнес подхватила его подмышки, но поднять не смогла, поэтому осторожно уложила на пол и перебежала на другую сторону кровати, чтобы дернуть за шнур звонка.

Она сидела на полу, держа голову матери у себя на коленях, когда в комнату вошла Руфи Уотерз, от неожиданности воскликнувшая:

— Господи боже мой, мисс!

— Быстро позови сюда Пегги… Хотя нет, подожди.