— Ну-те-с, ну-те-с,— поощрил Ивана врач,— так с собой и несли иконку?

— Я ее на грудь пришпилил,— говорил Иван.

— Зачем на грудь?

— Чтобы рука была свободна,— объяснил Иван,— в одной свечка, а другой — хватать.— Он становился все откровеннее.

— Виноват, у вас на коже груди кровь,— сказал участливо врач,— вы прямо к коже ее прицепили?

— Ну конечно! — ответил Иван.— А то рубаха-то чужая, гнилая, еще, думаю, сорвется…

Тут часы пробили два без четверти. Иван засуетился в тревоге.

— Эге-ге, два часа,— воскликнул он,— а я тут с вами время теряю. Будьте любезны, где телефон?

— Пропустите к телефону,— сказал врач санитару, который спиной старался загородить аппарат на стене.

Иван ухватился за трубку и сказал в нее:

— Милицию!

Женщина в это время тихо спросила у Рюхина:

— Женат он?

— Холост,— испуганно ответил Рюхин.

— Член профсоюза?

Рюхин кивнул, и женщина подчеркнула что-то в разграфленном листе.

— Милиция? — громко спросил Иван.— Алле? Милиция? Товарищ дежурный! Распорядитесь сейчас же, чтобы выслали пять мотоциклеток с пулеметами, консультанта преступника искать! И заезжайте за мной, я с вами сам поеду. Алле? Говорит поэт Понырев. Из сумасшедшего дома. Как ваш адрес? — шепотом спросил Иван Николаевич у доктора, но тот не успел ничего ответить, как Иван стал сердито кричать в телефон: — Алле, алле! Куда вы ушли? Безобразие! — громко завопил Иван и швырнул трубку на рычаг.

— Зачем сердиться,— заметил миролюбиво доктор,— вы можете сломать аппарат, а он нам поминутно нужен…

— Ничего! Ничего! Ответят они, голубчики милейшие, за такое отношение,— вскричал Иван и погрозил кулаком телефону, затем протянул руку доктору и попрощался: — До свидания.

— Помилуйте, куда вы хотите идти,— заговорил врач,— ночью, в одном белье! Переночуйте у нас, а завтра видно будет.

— Пропустите меня,— глухо сказал Иван Николаевич санитарам, сомкнувшимся у дверей.

— Дружески говорю вам, останьтесь!

— Пустите или нет?! — страшным голосом крикнул Иван санитарам.

Те не шевельнулись, и Иван наотмашь ударил одного из них в грудь. Другой поймал его за руку.

— Ах так, ах так,— хрипло крикнул Иван, и, вырвав руку, он травленно и злобно озирался.

Женщина нажала кнопку в столике, и на поверхность его выскочила блестящая коробка шприца и стеклянные запаянные ампулы.

— Ну, если так,— отчаянно вскричал Иван,— так не поминайте же лихом!

И тут он головой вперед бросился в белую штору окна, явно целясь сквозь нее и стекла выброситься наружу. Но коварная металлическая специальная сеть за шторой даже до стекла не допустила Ивана. Она мягко спружинила и мягко отбросила бедного поэта назад прямо на руки к санитарам. В ту же минуту у доктора в руках оказался шприц.

— Ага,— захрипел Иван, бьющийся в руках санитаров,— так вот вы какие шторочки завели у себя? Ладно, ладно! Пусти… Пу…

— Одну минуту, одну минуту,— бормотал врач.

Женщина тоже подбежала на помощь, одним взмахом разорвала рукав ветхой рубахи и с неженской силой сжала руку Ивана. Тот ослабел, перестал биться, врач воспользовался этим и содержимое шприца вспрыснул Ивану в плечо. Его подержали еще немного в руках, он в это время крикнул:

— На помощь!

Бледный Рюхин жалобно вскрикнул:

— Иван!

Ивана выпустили.