Так что же это выходит? Что самолет в полчаса покрыл более чем тысячу шестьсот километров?! Нет таких самолетов на свете! Его нет во Владикавказе! Но что же тогда? А то, что он психически болен! Это несомненно… Ведь так же и телеграфируют… да, но ведь телеграфируют-то из Владикавказа!!
Что же остается? Гипноз? Действительно Воланд бросил его… какой такой гипноз? Бросать никого путем гипноза за две тысячи верст нельзя! Ему мерещится, что он во Владикавказе! Да-с, ему мерещится, а угрозыску мерещиться не может, угрозыск-то телеграфирует с Кавказа! Что же это такое? А вдруг правда… и этот Воланд…
Тут дрожь прошла по телу Римского, и страшным усилием он задавил в себе последнюю мысль. Злость его давно уже испарилась, темная тревога заслонила его сознание, и когда Варенуха поднял голову, то увидел, что лицо финдиректора буквально страшно.
Ручку двери снаружи в это время стали крутить и дергать, слышно было, как курьерша отчаянно закричала:
— Нельзя! Нельзя! Заседание!
Ручка перестала вертеться.
— Он не может быть во Владикавказе! — закричал Варенуха и хлопнул кулаком по столу. Хлопнул он очень уверенно, кричал уверенно. Но одного в нем не было внутри: именно этой уверенности.
Римский понял, что выражение его лица произвело на администратора сильнейшее впечатление; сколько возможно, овладел собою и сказал в телефонную трубку:
— Дайте сверхсрочный разговор с Владикавказом.
«Умно! — мысленно воскликнул Варенуха.— Как же это я не догадался сразу?..»
Но разговор с Владикавказом не состоялся. Римский положил трубку и сказал:
— Как назло, линия испорчена.
Видно было, что порча линии его особенно сильно расстроила и даже заставила задуматься.
Подумав, он опять взялся за трубку одною рукою, а другой стал записывать то, что говорил в трубку:
— Примите сверхмолнию… Да… Владикавказ. Угрозыск.. Да. «Сегодня около половины двенадцатого Лиходеев говорил мною телефону на службу не явился и разыскивать его телефонам не можем. Почерк подтверждаю. Меры наблюдения указанным артистом принимаю. Финдиректор Римский».
«Очень умно»,— подумал Варенуха, и тут же в голове у него грянуло: «Глупо! Не может он быть во Владикавказе!»
Римский же тем временем сделал следующее: он аккуратно сложил в пачку все полученные телеграммы и копию со своей, пачку эту положил в конверт, заклеил его, надписал на нем несколько слов и вручил его Варенухе, со словами:
— Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези и изложи дело. Пусть они разбирают.
«А вот это действительно умно!» — мысленно воскликнул Варенуха и спрятал в свой портфель пакет. Затем он еще раз на всякий случай повертел на телефоне номер Степиной квартиры, прислушался и радостно и таинственно замигал и загримасничал. Римский вытянул шею, как гусь.
— Артиста Воланда можно попросить? — сладко спросил Варенуха.
— Они заняты,— ответила трубка дребезжащим голосом,— а кто спрашивает?
— Администратор Кабаре Варенуха,— с достоинством сказал Варенуха.
— Иван Савельевич? — заорала трубка.— Страшно рад слышать ваш голос! Как ваше здоровье?
— Мерси,— изумленно ответил Варенуха,— а с кем я говорю?
— Помощник, помощник его и переводчик Коровьев,— трещала трубка,— весь к вашим услугам, милейший Иван Савельевич! Распоряжайтесь мною как вам будет угодно! Итак?..
— Простите… что… товарища Лиходеева сейчас нету дома?
— Увы, нету! Нету! — кричала трубка.— Уехал!
— А куда?
— За город кататься на машине!
— Как? — воскликнул Варенуха. |