— И вы попросите Стефаноса показать его могилу?

— Я знаю, где она, и был там. Он похоронен в Дельфах на маленьком кладбище недалеко от студии. Я хочу узнать, где точно он умер. Стефанос нашел тело, отправил письмо и все остальное. Когда нам официально сообщили, что Михаэль лежит в Дельфах, мы с отцом написали священнику, тот прислал нам адрес Стефаноса, и все какое-то время было ясно… Пока я не увидел письма.

Мы повернули. Впереди каскадом стекали с горы огни Араховы. Машина остановилась у края дороги. Саймон заглушил мотор, достал из внутреннего кармана бумажник, вынул что-то и дал мне.

— Подождите, я достану зажигалку, хотите сигарету?

— Спасибо.

Мы закурили, он держал для меня маленький огонек, пока я читала. Письмо нацарапано на листке дешевой бумаги, покоробилось, как от дождя, немного грязное и рваное. Его края закрутились от перечитывания. У меня было странное чувство, что прикасаться к нему — кощунство.

«Дорогой папочка! Бог знает, когда ты получишь это, вряд ли скоро, но я должен писать. Была заварушка, но окончилась, все в порядке, не волнуйся. Не знаю, как ты относишься к словесным штампам, я бешусь, они мне очень мешают именно сегодня, когда есть что-то, что я действительно очень хочу сказать, зафиксировать как-то. Ничего общего с войной, работой или чем-нибудь вроде, но совершенно невозможно передать на бумаге, и как же я, к дьяволу, тебе это передам? Знаешь, что угодно может случиться, пока я встречу кого-нибудь, с кем можно передать личное письмо, если бы у меня память была лучше или я старательнее изучал классику (Господи, как давно!), я бы отослал тебя к Калимаху, да, кажется, это написал Калимах, но не помню где. Придется оставить на потом. Но завтра я увижу человека, которому доверяю, и скажу ему, и будь что будет. Если все хорошо, это когда-нибудь кончится, мы вернемся сюда вместе в сияющее убежище, и я смогу показать тебе и маленькому братику Саймону. Как он? Шлю ему свою любовь. До того дня — и что это будет за день!

Твой любящий сын Михаэль».

Я осторожно вернула бумагу.

— А он обычно писал не так?

— Совсем не так. Он всегда скрывал эмоции и предчувствия, знал, что такое риск и брал его на себя. Поговоришь с ним и кажется, что это самый спокойный и небрежный дьявол на свете. Требовалось время, чтобы понять его стойкость и уверенность в себе. (Как у маленького братика Саймона, подумала я.) Здесь все очень странно, торопливо, иносказательно. Почти истеричное, женское письмо.

— Я вас понимаю.

Он засмеялся:

— Извините. Он был в очень эмоционально возбужденном состоянии, и не от красот природы — он был в Дельфах до войны не раз. Я посмотрел Калимаха, но не нашел там ключа, а сияющее убежище — это из пророчества Дельфийского оракула про храм Аполлона. Тоже далеко не заводит.

— Вы употребили слово ключ? А что вы надеетесь найти?

— То, что нашел Михаэль.

— Понимаю. Вы имеете в виду кусок про сияющую цитадель…

— Да. Он нашел что-то, что его восхитило, и я думаю, что знаю, что это, но должен убедиться, и поэтому я должен выяснить, где он умер и как… Я уверен, что прав.

Мы оказались в Арахове, в знакомом запахе пыли, бензина, навоза и винограда, среди толпившихся стен и цветных ковров, которые нежно гладили бока машины. Несколько осликов, свободных от пут и седла, гуляли по улице. На стене сада стояла коза, она посмотрела на нас недобрым взглядом и, отпрыгнув, исчезла в тени. Саймон остановил машину на том же месте, заглушил мотор, мы вышли и отправились туда, откуда он снизошел днем.

Напротив — кафе с дюжиной столиков в чисто вымытой комнате, почти все были заняты.