Он заговорил по-английски.

— … Аид, Персефона, Гермес, слуга смерти, Вечный Гнев и Ярость, дети богов, видящие всех убийц, изменников и воров, скоро придут! Будь со мной рядом, отомсти за смерть отца и брата приведи домой!

Он умолк, но слова разбудили ветер. Зашумели листья, выше, надо мной, пыль и камни посыпались под ногой блуждающего зверя, какой-то металлический звук и ночь затихла.

Я пошла вниз.

— Очень красиво. Но мне казалось, вы сказали, трагедия закончилась?

Первый раз за время нашего знакомства (семь часов — с ума сойти) он растерялся.

— Что вы имеете в виду?

Он пошел из центра сцены мне навстречу.

— Этот монолог был немного слишком актуальным, нет?

— Вы узнали его?

— Да. Софокл. Электра.

— Да. — Пауза. Бессознательно подбрасывая монеты в руке, он сказал: — Значит, я не прав. Не закончилась, по крайней мере, пока Стефанос не покажет нам это место, и…

Он остановился, а я подумала — замечательная королевская привычка, говорить о себе во множественном числе. Очень велик был соблазн спросить «Нам?». Но я просто сказала:

— И?

Он ответил грубо:

— И я не найду то, за что убили Михаэля. Золото.

— Золото?

— Да. Я так подумал, когда читал его письмо и смотрел на эти монеты. Наверно, он нашел золотой запас Ангелоса, припрятанный до Красного Рассвета.

— Но Саймон… — начала я и остановилась. В конце концов, он знает брата лучше, чем я.

Он протянул руку, и мы пошли вверх по ступеням. Вдруг он исчез в темноте, вернулся и дал мне что-то круглое, полированное и прохладное.

— Это гранат, за верхними сиденьями растет маленькое дерево. Съешь его Персефона, и тебе придется остаться в Дельфах.

Дорога оставила деревья, расширилась, мы шли рядом. Саймон говорил:

— Не думаю, чтобы это была ссора. Михаэль никогда не повернулся бы спиной к человеку, способному на убийство. Мы — британцы — переправили сюда много золота и оружия во время оккупации. Стефанос сказал, что Ангелос работал на коммунистический путч, значит, он был явно заинтересован придержать запасы, чтобы использовать позже. Когда его люди ушли на север, он вернулся один. Встретив Михаэля, он убил его, но обыскать не успел, поэтому не забрал ни монеты, ни письмо, говорящее о находке. Разве не правдоподобно?

— Вы думаете, значит, что они встретились, и Михаэль как-то затронул эту тему?

— Нет, тогда бы он тоже не дал Ангелосу шанса ударить себя по голове. Он, я думаю, увидел что-то прямо разоблачающее, что Михаэль нашел его клад. Он, наверное, в пещере — Парнас от их обилия похож на пчелиные соты. Скорее всего, Михаэль спрятался как раз в той, где все было укрыто, собирался пробыть там до ухода немцев, и тут Ангелос видит выходящего из его сокровищницы британского офицера. И если Михаэль не заметил его, естественно, грек дождался момента и попытался с ним разобраться. Это значит…

— Это значит, что клад — очень близко от места убийства.

— Именно. Вот и посмотрим.

— Но если там что и было, это давно забрали.

— Возможно.

— Ангелос бы вернулся и взял это. Ну не сразу, а потом.

— Если бы дожил до этого потом. Через три месяца он ушел из страны навсегда.

— А если нет? А если Нико, может быть, просто если допустить такую вероятность, прав, и он все еще жив? Ну серьезно.

Саймон засмеялся:

— Все в руках богов, — И подбросил монетку на ладони.