Изменить размер шрифта - +
Прежде всего, я был рад обнаружить в ивритских текстах что-то сходное с рассказами из греческой мифологии. Но и сам по себе этот рассказ о страстной девушке по имени Тамара и ее возлюбленном юноше Тамаре, которых разделяют сотни километров, — необычно красивая и романтическая история. И не только потому, что литература обычно склонна приписывать такую страсть мужчинам, но и потому еще, что тут снова на первый план выступает основная беда деревьев, навеки прикованных корнями к земле.

Так или иначе, но я вижу в этой истории трех героев и три сильно бьющихся сердца. Это Тамара, которая не может воссоединиться с далеким и «желаемым всем сердцем» Тамаром, это Тамар, который, возможно, на расстоянии чувствует ее любовь, и конечно же это «знаток-пальмовед», обладатель умного, чуткого и доброго сердца, который знает, что растения способны чувствовать не только голод и жажду, тепло и холод, свет и тьму, но также любовь и страсть, одиночество и тоску.

К этим трем наверняка присоединится и тронутое волнением сердце читателя. И не из-за описанной в нем «прививки». Это в наши дни практикуются такие прививки мужских растений к женским, а в те времена люди просто подвешивали мужское соцветие между соцветиями женской пальмы. Но читатель, который ищет красивый рассказ в том или ином соединении слов друг с другом, наверняка найдет в этой истории не столько сельскохозяйственно-ботаническое, сколько чисто литературное удовлетворение, и это для большинства куда важнее.

Я знаю это по себе. Много лет назад, когда я был солдатом, мы отправились однажды в далекий и тяжелый пеший переход в пустыню Негев. Мы шли всю ночь, продолжили на следующий день и после полудня достигли группы цветущих ракитников, густые белые цветы которых создавали впечатление, будто кусты покрыты снегом. Я отошел в сторону, погрузил голову в один из них, раскинул руки для объятья, прижал к себе ветки, закрыл глаза и глубоко вдохнул. И со мной случилось чудо — аромат цветущего ракитника вернул мне силы. Он не превратил мои усталые ноги в ляжки какого-нибудь оленя, но он поддержал меня и помог. Есть в пустыне такие растения, которые одной лишь силой запаха или щедрой тенью спасают путника — так же, как спасает его углубление в скале, полное бодрящей холодной воды.

Увы, в моем саду нет цветущего ракитника. Но к счастью, мне уже не приходится ходить по Негеву по долгу солдатской службы. Однако и сегодня, если мне встречается такой ракитник, я спешу к нему, погружаю в него голову и с закрытыми глазами вдыхаю его аромат. Такое удовольствие можно получить и в других местах Страны — в песках равнины Шарон, и возле Кейсарии, и южнее, между Ришон-ле-Ционом и Ашдодом. Но запах ракитников, цветущих в пустыне, куда сильнее, и контраст между ним и суровой окружающей средой намного острей.

У меня в саду есть только родственник ракитника — большой куст под названием метельник с желтыми пахучими цветами, а также несколько других диких растений с хорошим запахом, которые я уже упоминал: лилия, гладиолус, шафран, жимолость. Но есть еще одно, о котором я не говорил, а оно в данном контексте самое важное. Это растение называется ломонос. Он цветет летом в некоторых долинах Верхней Галилеи. Это ползучее растение. Если оно не находит дерево, чтобы взобраться на него, то ползет по земле, заползает само на себя и образует огромную цветущую массу. Но если ему подвернется дерево, он покрывает большую его часть, а поскольку это происходит в летние дни, то тысячи его маленьких белых цветков выглядят так, будто дерево покрыто снегом, как те кусты ракитника во время нашего марша в Негеве.

Но ломонос цветет не только в природе. Еще красивее он цветет в литературе, и к этому я и вел свой рассказ. У израильского писателя С. Изхара есть произведение, которое так и называется: «О, о, ломонос!» Как и всякое растение, ломонос цветет лишь в свой сезон, но искусство не подчиняется законам природы, и литературный ломонос Изхара цветет всякий раз, когда ты его зовешь.

Быстрый переход