Так вот, однажды я нечаянно повредил гнездо нектарниц, которые жили в моем саду, и сожалею об этом до сегодняшнего дня. Я тогда был занят подрезкой кустов лаванды, которые растут у меня на одной из террас, и заметил, что надо мной все время вьется пара нектарниц, издавая громкие крики. Заметить их я заметил, но понять, что они пытаются отогнать меня от своего гнезда, не сумел. Я решил, что они заняты обычными для нектарниц делами — какой-нибудь ссорой с соседями или ухаживаниями да изменами. Только когда мои ножницы уперлись в скрытое в зарослях гнездо, я осознал, в чем дело, — но было уже поздно: ножницы разрезали гнездо, оно развалилось, и два маленьких яйца упали и разбились. Нектарницы улетели и до конца лета уже не возвращались в мой сад. Я опасался, что они не вернутся никогда, но следующим летом они появились вновь — та же пара или другая, но я очень обрадовался и с тех пор, занимаясь подрезкой, всегда приглядываюсь и остерегаюсь.

Но самое больше наслаждение доставляют мне птицы, которые живут не в моем саду, а на соседнем поле. Это авдотки. Эти птицы могут летать, но предпочитают ходить или бегать. Ростом они с цыпленка, у них длинные ноги, желтые глаза и острый взгляд, их перья прочерчены желтыми, коричневыми и серыми полосками, точно маскировочная одежда. Когда они стоят, не двигаясь, глаз их не различает, но ночью их голос слышен даже издалека. Вскоре после захода солнца, а также в середине и в конце ночи они собираются в поле для танцев и хорового пения.

Есть что-то таинственное и влекущее в этих ночных сборищах, и это «что-то» увлекает и меня. В летние ночи, когда авдотки поют и танцуют на скошенном поле поблизости от моего дома, я иногда спускаюсь туда и осторожно иду в темноте в их сторону. Слишком близко подходить к ним нельзя, потому что тогда они умолкают и улетают. Поэтому, подойдя метров на тридцать, я останавливаюсь, ложусь на землю, закрываю глаза и слушаю.

В эти мгновения, когда я лежу на спине под летним небом и слышу их странные и загадочные голоса, мне кажется, что я сплю с открытыми глазами. К сожалению, в отличие от праотца Иакова, я не вижу ни лестницы, ведущей на небо, ни спускающихся по ней ангелов, но что поделать — человеку надлежит довольствоваться тем, что у него есть. А у меня в это мгновенье есть теплая ночь, и мягкая, без камней, земля под головой, и звездное небо, и авдотки, поющие мне свои песни, — и это намного больше того, что есть у большинства людей. Как, впрочем, и намного больше, чем есть у меня самого во многие другие мгновенья.

Земля

На иврите земля — это «адама», однокоренное со словом «Адом» — красный и «дам» — кровь, но в первую очередь с «Адам», первый человек, сын земли, из которой он сотворен, в которую вернется и именем которой назван. Земля — мать всего живого и растущего, и, среди прочего, она вырастила несколько многозначительных выражений на иврите: «земля наших предков», «девственная земля», «святая земля», «возрождение земли» и так далее, но сейчас мне хочется поговорить о земле в буквальном смысле слова — как о почве, о субстанции, в которую я высеваю свои растения, в которой они укореняются и растут, наконец — просто как о поверхности, по которой ступают мои босые ноги.