Я превратилась в камень. Ни руки поднять, ни ноги.

— Он жив? — Мой язык еле ворочался. Великий холод сковал сердце, остановил поток крови. Я чувствовала, как кристаллики льда разрывают плоть.

— Ой, прости меня! Надо было сразу сказать! — запричитала Анила. — Он жив, жив!

Сил не было. Я так медленно шла, что, когда добралась до места аварии, туда уже подогнали трактор. Его рычание эхом разносилось по воде. Слышались возгласы и крики, но в них не было налета трагедии. Лишь желание помочь и исправить случившееся. Я узнала голос Санджая, который отдавал четкие команды. И начала понемножку оттаивать. Сначала развернулись легкие, и я смогла дышать глубоко, потом сердце забилось ровнее, и туман, который окружал меня коконом, растворился в воздухе.

— Ты зачем здесь? — первое, что я услышала от Санджая, увидевшего меня в толпе любопытных. Он обратился ко мне по-русски. — Ты же больна. Быстро иди назад.

— Где дневник? — произнесла одними губами.

— Его унесла река.

Только я заметила, как стало тихо? Даже рев трактора прекратился. Все смотрели на нас.

Анила взяла меня за руку и потянула в сторону нашей улицы.

Я повиновалась. Шла и чувствовала, как взгляды прожигают спину.

— О вас уже все говорят, — шепнула Анила. — Ты уверена, что он женится на тебе?

— Я, наверное, вернусь домой. К маме.

— Может, и хорошо, что не женится, — произнесла Анила. — Раз он не жених, то и ты не невеста.

«Сестра» переживала.

— Рано плести погребальные гирлянды.

— Хорошо. Не буду.

Возле двери Анила остановилась, было заметно, что она опасается пройти в дом.

— Бабушка сказала, что ты нашла дневник.

— Его больше нет. Он утонул.

— Правда, что в нем не было ни слова?

— Правда.

Я прошла через двор и буквально упала на диван. Мысли отсутствовали. Повернувшись к спинке лицом, обхватила руками подушку и дотронулась руками до чего-то мокрого. Рассмотрев, закричала, срывая горло.

Под подушкой лежал дневник.

— Сия, что случилось?

На веранде стояла Анила, а я сидела на полу и кричала, пальцем показывая на дневник, чьи атласные ленточки побурели от грязной речной воды.

— Кто-то принес его сюда. Выловил из воды и принес, — шептала Анила, пытаясь меня успокоить. Она сидела рядом и гладила меня по спине.

В моей несчастной голове все смешалось. Я понимала, что Анила права, но тут же возникали вполне обоснованные сомнения. Кто из жителей знал, что дневник принадлежит мне?

— Глупая. — Анила говорила со мной как с ребенком. — А кто еще на нашей улице пишет по-русски? Здесь, кроме тебя, иностранцев нет.

И это было правильно.

Трясущимися руками я перелистнула страницы.

Имя Санджая было густо залито чем-то черным. Клякса была отвратительна, мне даже показалось, что ее края шевелятся, продолжая расползаться.

Я соскочила и принесла из кухни самую большую кастрюлю, которую только смогла найти, шумно выворачивая нутро шкафов. Уложив в нее дневник, залила его виски — папа купил бутылку во время нашего похода в «Сфинкс».

Сырая бумага отказывалась гореть, огонь лизал кожаный переплет, но не оставлял видимых повреждений.

— Что ты делаешь, Сия? — с тревогой в голосе произнесла «сестра».

Я совсем забыла об Аниле.

— Это он во всем виноват.

— Мокрый дневник не загорится.