– На дорогу, – хмыкнул шофер и даже покачал головой. – На какую дорогу? Ты глянь, что делается: мороз, а ты в туфлишках. Заходи в дом…

Проще всего было бы послать его к черту, но в теплой кабине меня разморило, очень хотелось спать, я туго соображала спросонья, поэтому все еще стояла с сумкой в руках.

– Спасибо, – ответила я лениво. – Только мне это не подходит. Всего доброго…

– Эй, да подожди ты. – Дядька вроде бы рассердился. – Не о том я… Переночуешь, а завтра я тебя с мужиками отправлю до областного центра. Сейчас ты все равно ни на чем не уедешь, у нас здесь не Рязань…

Конечно, он был прав, я вздохнула и пошла к калитке, представила, что буду спать в настоящей постели, и ощутила что‑то вроде блаженства. Правда, был еще дядька…

«Ну и что, – с неожиданным равнодушием решила я. – Начнет приставать – я его убью».

Не знаю, смогла бы я в самом деле его убить, но делать этого, слава богу, не пришлось.

В доме имелось паровое отопление, должно быть, в отсутствие хозяев кто‑то из соседей приглядывал за домом, потому что было тепло.

– Проходи, – сказал дядька. – Зовут меня, кстати, Петр Васильевич.А тебя?

– Лена.

– Ага, давай‑ка, Елена, пошарь в кухне, авось чего найдешь, да и в сумке тоже, прихватил кое‑что из города.

Хозяин принес два ведра воды и опять куда‑то исчез. Вернулся он только через час. Я с удивлением на него посмотрела: мокрые волосы, полотенце на плече.

– В бане был, – пояснил он в ответ на мой взгляд. – Просил соседей натопить. Беда в этом городе, все никак не привыкну… Если хочешь, сходи, баня в огороде, вода есть…

– А соседи? – спросила я.

– Что соседи? Ты ж на всю улицу кричать не будешь. Темно, тебя и глазастый не углядит, да и бог с ними, с соседями.

Уговаривать меня не пришлось, через пять минут я уже была в бане. Топили ее утром, и особого жара сейчас не было, я сидела на лавке и плакала от счастья, а может, не от счастья вовсе, а от страшной тоски. В голове бродили странные мысли, и одна из них меня поразила, потому что подумала я тогда вот что: я живая. Вот так и подумала. Не то чтобы очень обрадовалась, просто поняла, осознала.

А потом вернулась в дом. Петр Васильевич сидел за столом в кухне и допивал поллитровку. Посмотрел на меня внимательно и головой покачал:

– Надо же…

– Что? – не поняла я.

– Не разглядел тебя как следует в машине… да и здесь в доме… Сколько годов‑то тебе?

Я вспомнила про ворованный паспорт.

– Двадцать семь.

– А муж‑то давно?..

– Давно. Вы мне скажите, где можно лечь?

– Да вон хоть на диване. Я в спальне сплю, храплю сильно, но из большой комнаты ты не услышишь.

– Храпите на здоровье, – усмехнулась я.

– Может, выпьешь? – предложил он.

– Спасибо. Не пью. Желудок больной. Чаю, если можно…

– Ужинай, не стесняйся, – кивнул Петр Васильевич и, вылив остатки водки из бутылки в стакан, достал из холодильника еще одну поллитровку.

– Вам же завтра ехать, – кивнула я. – Или на дорогах здесь попроще?

– Вечером поеду, – махнул он рукой. – Выхожусь… Он выпил, посидел молча, глядя в пустой стакан, и тяжко вздохнул:

– Беда у меня… Помрет моя Наталья. Сегодня врач сказал – рак у нее. Вот такие вот дела… – Я молчала, не зная, что на это ответить. – Третий раз жизнь по новой начинать… С одной жил – разошлись, я‑то все по командировкам, ну… вышло дело… да… С Натальей хорошо жили, и вот тебе.