— Ни в коей мере, — отозвался он с наигранным простодушием. — Своим замечанием я только хотел сказать, что мне наконец-то стало ясно, откуда взялся этот необычный цвет вашей кожи. Вы просто сноб, мисс Бид. Мне уже не раз случалось сталкиваться с людьми вашей породы.

— Моей породы? — ошеломленно пролепетала Лили.

— Да. Людьми, которые придают слишком большое значение своему происхождению и тому, какое впечатление оно производит на окружающих. Уверяю вас, мне ровным счетом наплевать, кем были ваши предки и чем они зарабатывали себе на жизнь. Если верить мистеру Дарвину, все наши прародители жили на деревьях. Люди вроде вас вечно обсуждают вопрос, кто из них висел на более высокой ветке.

— О!

Стало быть, он воспринимал все ее страхи и сомнения как проявление самого вульгарного снобизма?

— И как бы мало мне ни хотелось с вами спорить, мисс Бид…

— Да вам просто нравится со мной спорить! В каждом присланном вами письме вы…

— И как бы мало мне ни хотелось с вами спорить, — повторил он, повышая голос, чтобы заглушить ее протесты, — я настаиваю на том, что способен безошибочно узнать леди, когда вижу ее перед собой. Вы с ног до головы настоящая леди.

Сделав это последнее заявление, он кивнул, как будто считал вопрос исчерпанным, и отвернулся, опершись обоими локтями о перекладину и любуясь с безмятежным видом пейзажем, словно собирался оставаться здесь так долго, как ей заблагорассудится. Ведь он же, что ни говори, джентльмен! Во всем его облике чувствовалось такое спокойствие и собранность, он казался ей таким восхитительно мужественным, а она… Как там выразилась на ее счет Франциска? Она была в таком состоянии…

Эйвери обернулся и одарил ее благодушной улыбкой. Это стало последней каплей, переполнившей чашу.

— Как по-вашему, способна леди на что-нибудь подобное? — Она нагнулась, обхватила руками его голову и поцеловала в губы.

Эйвери невольно отпрянул, и она вцепилась в его плечи, чтобы не упасть, тем самым неумышленно прижавшись к нему еще крепче. Его губы оказались теплыми и мягкими, словно нагретая солнцем плюшевая ткань, и представляли собой изысканное сочетание твердости и податливости. Трепет восторга пробежал по ее телу, и она с неожиданной для себя готовностью отзывалась на каждое их движение.

Ее руки медленно поползли вверх от его широких плеч вдоль шеи к гладким щекам, и она сжала их ладонями. Щетина на его лице была колючей, теплая кожа согревала кончики ее пальцев, которыми она поглаживала еле заметные впадины под его высокими скулами, линию подбородка и уголки губ. Издав приглушенный стон, она отдалась потоку ощущений, от которых у нее сердце замирало.

Она целовала его горячо, страстно. У нее слегка кружилась голова, она забыла обо всем на свете, едва сознавая, где она и что делает, не замечая ничего, кроме его губ.

Эйвери не мог сказать о себе то же самое. Он сознавал, даже слишком хорошо сознавал близость Лили, чувствовал каждый дюйм ее стройного тела, большая часть которого, увы, находилась куда дальше от него, чем ему хотелось бы. И что хуже всего, он ничего не мог с этим поделать!

Одному Богу было ведомо, зачем ей понадобилось его Целовать. Сам он, во всяком случае, этого не знал. Еще минуту назад Эйвери готов был поздравить себя с тем, что ему удалось так тонко и деликатно разрешить ее сомнения и в придачу удостоить ее весьма лестным комплиментом, а теперь она ответила ему поцелуем, в котором было больше гнева, чем страсти.