Ей почти удалось подняться на ноги, но тут она наступила на подол и снова рухнула на землю. Лежа на спине, Лили гневно молотила каблуками по земле. Наконец после долгих и бесплодных усилий она успокоилась, сделала глубокий вдох, откинула волосы с лица и, сердито сверкнув на него глазами, произнесла тоном человека, которому лишь благодаря неимоверной силе воли удается держать себя в руках:

— Вы так любите похваляться тем, что вы — джентльмен. Помогите же мне встать!

Он бросил на нее осторожный взгляд.

— Да, конечно.

Он протянул ей руку. Издав приглушенное ворчание или, быть может, всхлипывание — даже ради спасения собственной жизни он не мог бы сказать, что именно, — Лили поднялась на ноги.

— Вы, наверное, захотите сначала привести в порядок вашу… вашу одежду.

Она тут же одернула юбки, натянув их до самых кончиков башмаков, после чего принялась смахивать с них приставшие к ним травинки и листья.

— И волосы тоже.

— А что с ними?

— Они у вас разлохматились.

— О! — Она тут же схватила в охапку беспорядочную %ассу волос и воткнула в них несколько шпилек, пустив в ход чисто женские колдовские способности, чтобы заставить их снова выглядеть чистыми и опрятными, хотя еще несколько секунд назад ее прическа казалась безнадежно испорченной. Затем она сделала еще один глубокий вдох и посмотрела ему прямо в глаза. Эйвери словно зачарованный не сводил с нее взгляда, задаваясь вопросом, каким будет ее следующий шаг.

— Я… я должна перед вами извиниться. — Щеки ее залил густой румянец.

Он ожидал чего угодно, но только не этого.

— Ничто не может служить оправданием моего поступка. Я вела себя как… как…

— Как какой-нибудь хам? — подсказал Эйвери, используя то самое определение, которое он мысленно относил к себе самому.

— Да, вот именно! Как хам! — подхватила она, охотно уцепившись за последнее слово.

Ему следовало бы догадаться, что любое прозвище, обычно применяемое к лицам противоположного пола, пусть даже отрицательного свойства, должно ей польстить.

— Я прошу прощения, и давайте забудем об этом прискорбном случае раз и навсегда.

То, каким тоном она это произнесла — так хладнокровно, так бесстрастно, — окончательно вывело его из себя. Ему и прежде случалось проходить через искушения, но ни одно из них даже отдаленно не могло сравниться с тем, через которое ему только что пришлось пройти. Его тело до сих пор изнывало от неутоленной страсти. Он все еще чувствовал ее вкус и запах, наслаждался ее близостью… О нет, это не сойдет так просто ей с рук! Из того, что пущенная ею в ход уловка не принесла видимых плодов, вовсе не следовало, что ей не придется отвечать за свои действия.

— Вы можете забыть, если хотите. Но не я.

— Но… как в таком случае я могу искупить вину?

— Искупить вину? — В том, что Лили Бид считала себя перед ним в долгу, бесспорно, имелись свои привлекательные стороны.