Сразу за ним начиналась сосновая роща, шумевшая загадочно и тревожно.
— Пришли, — объявила я, сверившись с неким подобием карты, которую набросала знакомая моей подруги Дашки.
Ожидала увидеть избушку на курьих ножках, вроде тех, что ютились возле остановки. Но этот домик неожиданно порадовал белёными стенами, новенькой черепицей и крашеными под цвет сосен ставнями. Такой же, сине-зелёной, была и калитка, оказавшаяся незапертой. Однако зайти во двор я не решилась. Мало ли, какой пёс здесь в охранниках.
Потому громко представилась:
— Здравствуйте! Меня зовут Аня. Казимира… извините, не знаю вашего отчества. Мне посоветовала к вам обратиться Ильина Евгения Петровна.
Дверь, к которой вело деревянное резное крыльцо, распахнулась, и к нам бойко засеменила приятной наружности старушка. Этакий божий одуванчик в светло-сером платье и цветастом платке. Казимира совсем не походила на остальных представительниц псевдо-колдовской братии. Те «ведьмы», с которыми я уже успела пообщаться, предпочитали окружать себя соответствующим антуражем: магическими шарами, отполированными черепами, щедро обвешивали себя всякой дребеденью, вроде оберегов и амулетов.
— Ещё одна мошенница, — проворчала мама, сверля Казимиру недобрым взглядом. — Ну разве ведьмы так одеваются? Даже не пытается слиться с образом.
— Такое ощущение, что это только на мне проклятие, а ты с ним кайф всю жизнь ловишь.
На свет божий я появилась, когда маме едва исполнилось девятнадцать. Я стала для неё прощальным подарком от первого мужа, положившего начало целой плеяде его последователей. Прощальным, потому что, узнав о ребёнке, папа-студент резко перехотел становиться главой семейства и самодепортировался. Остальные мамины союзы тоже длились недолго.
Мне такой судьбы, спасибо, не надо. Да и мама у меня ещё хоть куда. Могла бы выйти замуж, в последний раз, и зажить счастливо.
Если б не эта чёртова ведьмовская кара.
— Милая, думаешь, я в своё время не обращалась к точно таким же всезнайкам с якобы каким-то там даром? — грустно вздохнула родительница. — И что это дало? Как видишь, я по-прежнему проклятая и одинокая.
Попросив её сдерживать эмоции, ответила на приветливую улыбку пожилой женщины такой же искренней улыбкой.
— Доброе утро, Анечка. Мария, вы очень вовремя. Проходите, проходите, я как раз чайку заварила. Небось в автобусе намёрзлись, пташки вы мои ранние.
Из прихожей, в которой нам было велено оставить зонты и верхнюю одежду, мы прошли в комнату, заставленную старой, но добротной мебелью. Особенно меня заинтересовал большой круглый стол, на котором вместо карт Таро, чёрных свечей и всяких там лягушечьих лапок красовались, дразня обоняние, сахарные плюшки и пирожки.
— Будете гадать на чайной гуще? — усмехнулась мама, пододвигая к себе чашку с изображёнными на ней румяными пастушками и их кавалерами-пастухами.
Пришлось легонько пнуть маман под столом, чтобы перестала ёрничать. Обиделась. Но хотя бы замолчала. Жаль, ненадолго.
— А чего ж гадать-то, если и так всё ясно, — хмыкнула Казимира, наполняя фарфоровую тару ароматнейшим чаем. — Тёмное колдовство на вас. Старое. Вот и маетесь, бедняжечки. Ходите по жизни неприкаянными в надежде повстречать своё счастье. А оно всё ускользает да ускользает. И в другой мир от этой напасти не сбежать, Аня, — покосилась на меня радушная хозяйка. — Пока тьма на вас, не будет нигде вам счастья.
— А от этой тьмы, — с придыханием начала мама, мгновенно позабыв о своём недоверии, — можно как-то избавиться?
— Можно, — кивнула ведьма и каким-то замогильным голосом продолжила: — Но цена у свободы от проклятья уж слишком высокая.
— Мы, конечно, живём небогато, — деловито подобралась мама, готовая торговаться до победного конца. |