Через несколько секунд от него не осталось ничего: руна Соулу сжигает, не оставляя пепла. – Он хорошо ушел. – Одобрительно заметил я.
– Никто не знает. – Задумчиво сказала Афина. – Может быть, мертвецам не нравится сгорать – даже в твоем волшебном огне, просто мы не слышим их протестов…
– Глупости! Мертвые которым посчастливилось уйти отсюда через те двери, которые открывает огонь, никогда не жалуются, что им устроили плохие похороны.
Пожалуй, им действительно все равно. – Сказал я. Мне не понравился ее недоверчивый взгляд, и я добавил:
– Не забывай: когда я говорю о мертвых, я знаю, что говорю!
– Да, действительно. – Равнодушно согласилась она. – Ты ведь, в сущности, такой же стервятник, как наш Гадес, я все время забываю…
Мне не слишком понравились ее слова: терпеть не могу, когда меня с кем-то сравнивают! Я нахмурился, но промолчал. Не ссориться же сейчас по пустякам!
Впрочем, Афине еще и не такое могло бы сойти с рук: я заранее был готов простить ей все, что угодно, даже не требуя извинений, и вообще ничего не требуя… Когда я думаю о том, как близко подпустил эту сероокую деву к своему мертвому сердцу, меня разбирают сомнения: а уж не опоила ли она меня каким-нибудь колдовским зельем? Чего не сделаешь, чтобы обеспечить себе надежного союзника накануне первой и последней настоящей войны!
Уже в небе, когда послушный ее воле летательный аппарат нес нас над низкими утренними облаками, Афина вдруг решила, что ей следует извиниться – нечасто в ее голову приходят столь разумные мысли!
– Между прочим, тебе не следует обижаться, когда я сравниваю тебя с Аидом. – Тихо сказала она. – В конце концов, он – самый могущественный из нас… Во всяком случае, Аид – единственный, кто до сих пор вызывает у меня робость. Так что можешь расценивать как похвалу.
– Могу. – Сухо согласился я. – Но не буду: зачем мне пустая похвала? А с чего ты решила, что я обижаюсь?
– Я не решила, я почувствовала. Не сердись на мою болтовню, Игг, никакие вы не стервятники – ни ты, ни Аид. Я сказала, не подумав. – Она на секунду обернулась ко мне, я успел разглядеть на ее прекрасном лице виноватую улыбку. Это было что-то новенькое: до сих пор я не предполагал, что эта сероглазая способна признавать собственные ошибки! Разумеется, я тут же заулыбался, как безусый юнец. Кажется, накануне конца я понемногу утрачивал не только свое знаменитое могущество, но и свою не менее знаменитую мудрость!
На амбе, которую занимал Зевс, было шумно и людно – как всегда. Одних только домочадцев из смертных у него было несколько десятков, о Любимцах и Хранителях я уже не говорю: их и сосчитать-то невозможно! Подозреваю, что этот грозный Вседержитель больше всего на свете боялся обыкновенного одиночества. Афина выскочила из самолета, едва дождавшись, когда он коснется земли.
– И ты здесь, Мусагет? – Удивленно спросила она, обращаясь к высокому загорелому красавчику с томными глазами и безвольным, как у избалованного ребенка, ртом – и как только мужчина, рожденный для битв, может позволить себе выглядеть таким образом, вот чего я никогда не пойму!
– Не угадала, Паллада. Я не Аполлон, я – Арес. – Обиженно возразил тот.
Ну да, это была настоящая комедия, уже успевшая всем поднадоесть: эти два дурня уже давно всерьез состязались за право обладать обликом, в свое время принадлежавшем какому-то знаменитому певцу и женскому любимцу. Насколько мне было известно, в затянувшейся сваре в конце концов победил Аполлон. |