«The  Scientist»  продолжала  играть,  поэтому  я  закрыла  свой  компьютер  и

музыка  смолкла,  только  звук  нашего  дыхания  наполнил  комнату.  Дасти  поцеловал

меня в губы, затем спустился на шею. Поцелуи стали глубже, ему недоставало меня.

Что  же,  это  чувство  было  взаимным.  Я  чуть  не  сорвала  с  него  рубашку,  чтобы  он

быстрее разделся.

—  Полегче,  Рыжик,  —  сказал  он,  когда  она  застряла  у  него  на  голове  и  ему

пришлось помочь мне стащить её до конца. Я отметила татуировку на его руке.

—  «Младший  брат». У  Нейта  была  похожая,  «старший  брат».  Но  ты,  наверно,

знаешь это.

—  Теперь  знаю,  —  ответила  я,  целуя  татуировку  перед  тем,  как  вернуться  к

его  губам.  Его  язык  проникал  все  глубже  в  мой  рот,  словно  он  хотел  попробовать

мою душу. Я позволила себе расслабиться, и его опытные руки сняли мою рубашку, а

затем и лифчик.

—  Один,  два,  три,  четыре,  —  Говорил  он,  целуя мою  щеку,  спускаясь  вниз  по

шее и идя между моих грудей, — Пять, шесть, семь. .

— Что ты делаешь? — Его язык лизнул один из моих сосков.

— Считаю твои веснушки. Это может занять некоторое время. Восемь, девять,

десять. . — Я схватила его за голову, когда он взял в рот один из моих сосков и стал

сосать его. Он перестал считать, так как теперь его рот был занят, и я обхватила его

ногами, издавая нечленораздельные звуки и прося большего. Он перешёл к другой

груди, убедившись, что не обделил вниманием первую, он был таким нежным. Я чуть

не  сошла  с  ума,  когда  он  в  то  же  время  просунул  руку  под  пояс  моих  спортивных

штанов  и  погладил  меня  там.  Он  уже  явно  делал  это  раньше  и  умел  делать  это

хорошо, но я не стала об этом спрашивать. Кого это волнует?

169

—  Черт,  —  я  стонала  от  удовольствия.  Он  поцеловал  мой  живот,  и,  пока  его

рука  все  еще  оставалась  там,  он  опустился  языком  в  мой  пупок.  Раньше  я  и  не

подозревала, насколько чувствительной может оказаться эта моя часть тела. Все, что

я  могла  сделать,  так  это  лежать,  пока  он  не  стащил  мои  штаны  и  я  не  оказалась

совершенно  беззащитна.  Его  штаны  все  еще  были  на  нем,  и  это  было  немного

несправедливо, но я ничего не могла поделать. Когда его рот присоединился к руке, в

моей голове взорвалась тысяча фонарей и я думала, что умру.

А затем он стал напевать. Его рот и губы завибрировали, это заставило меня

кричать. Я подумала, что узнала мелодию, но через секунду мой мозг отказался, и я

отдалась этому экстазу. Он целовал меня и напевал, но это не было справедливо во

всех отношениях.