Мамин дом был хорош тем, что стоял на самой окраине города лицом к озеру; он был построен когда-то как загородная вилла, но город разросся; большая же дорога, ведущая в Бет-Саиду, проходила за его спиной, отделенная садом. И вот мы услышали, как по дороге валит шумное веселое шествие с бубнами и флейтами, и доносятся выкрики и песни. А потом вдруг как-то разом все стихло.

    Моя тревога, вроде бы ушедшая, тут же вернулась удесятеренной.

    – Пойду узнаю, – сказал муж и шагнул от меня и исчез за углом.

    Мне захотелось обхватить детей руками и скрыть их, но они уже были слишком большие для этого, и поэтому я лишь сказала:

    – Это свадьба. Свадьбе перелетела дорогу сова. Я слышала ее крик.

    – Разве совы летают днем? – спросила сестренка Элишбет.

    – Не всегда совы – это совы, – сказал Иегуда. – Иногда это…

    – Не пугай сестру, брат, – остановил его Шимон. – Совы – это просто совы. Ночами они могут кричать как люди, ну и что же? Помнишь, на ярмарке была красная птица, которая говорила «мир вам»?

    – Если вороненка вырастить в доме, он тоже научится словам, – сказал Натаниэль, учитель. – Но он будет повторять их бессмысленно, как обезьяна повторяет жесты и ужимки людей. Предвечный создал этих тварей для того, чтобы мы помнили: от животных нас отличает не только умение говорить или держать в руках палку.

    – А что? – с интересом спросил Иегуда.

    – Ответь сам, – предложил учитель.

    – Мама! – сказала Элишбет и вскочила.

    Я присмотрелась. По берегу почти бежала мама, за ней с трудом поспевала толстая служанка. Я пошла ей навстречу.

    – Доченька! – Мама обхватила меня и не хотела отпускать. За эти несколько месяцев она осунулась и постарела.

    И тут возле дома снова зашумели. Мы вернулись туда. Стояло несколько человек в дорожной и праздничной одежде, вперемешку. Первой, кого я узнала, была Мария. Потом я увидела Иешуа. Мой муж держался позади всех – он и еще какой-то человек в коричневом плаще и греческой соломенной шляпе.

    Иешуа подошел к нам, обнял и расцеловал маму, потом меня. Мне он шепнул на ухо: «Позже, все позже». От пришедших отделилось двое с посохами, и хотя они были в запыленной дорожной одежде, в них нельзя было не узнать священников.

    – Дочь моя, – обратился один из них, более старший, к маме. – Этот человек, которого мы все знаем как твоего и покойного Иосифа сына, именем Иешуа, говорит, что это не так. Можешь ли ты объяснить нам, как обстоят дела на самом деле?

    – Что ты хочешь узнать, кохен? Да, я вскормила, вырастила, воспитала и выучила его – с раннего младенчества и до последних лет. Но я его не зачинала и не вынашивала. Большего я не скажу, пока не получу дозволения от того, кто поручил мне тайну.

    – Этого достаточно, Мирьям. Готова ли ты повторить признание перед народом?

    Мама посмотрела на Иешуа. Я видела, как он кивнул. Еле заметно.

    – Да, – тихо сказала мама. – Если народ спросит меня, я ему отвечу этими же словами.

    Потом я узнала того, с кем рядом стоял мой муж. Это был Оронт.

    Вечером мы собрались все под одним кровом – последний раз в жизни.

    – Я знала, что так будет, – нарушила молчание мама.