– Гуннор, – обратился к советнику, – я не давал приказа его убивать.

– Они не хотели сдаваться и пошли атакой, что я мог сделать, как ни отразить атаку?! – в свою очередь вспенился советник.

Я нахмурился, переведя взгляд на Вольмера, который заметно посерьёзнел. Тарвард мог бы пойти на переговоры, и я подозревал, что Гуннор своей несдержанность спровоцировал его на бой. Но теперь ничего не поделать.

– Кстати, – вмешался Вольмер, – вернулись последние воины. Они известили, что часть хатарцев ушли в горы, их не удалось поймать. Но я отдал распоряжение найти их след. Возможно, удастся захватить кого то в плен.

– А может, проследить? – вмешался Вальтор. – В плену никто не даст ответа, ты ли не знаешь, Гуннор, предлагаю быть хитрее и открыть слежку.

– Ты прав, Вольмер, – я отпил из кубка, – возьмёшь это на себя.

– С удовольствием.

И всё же, несмотря на промахи, ворота Саартана открыты, и это часть победы для всех…

…Разговор затянулся до самых сумерек. К вечеру поднялся шум, воины праздновали победу, раскинув лагерь, разжигая костры под стенами твердыни. Я разделил с ними трапезу прямо в сердцевине крепости и выпил не один кубок катара, когда к костру вышли танцевать рабыни, купленные мной по пути в Хатарию. Голова зашумела, сильные удары сердца качали кровь по венам горячими толчками, летели всполохи огня и искры, взбитые лёгкими полупрозрачными тканями нарядов невольниц, поблёскивали в движении золотые украшения на ногах и запястьях. И в этом танце огня и страсти перед глазами вновь стояла белокожая невольница, холодная и непреступная. Тряхнув головой, зло откинув кубок, я поднялся со шкур и направился в свой шатёр, не желая пойти в приготовленную в тесных каменных стенах жилища хатарцев комнату, позволяя остальным праздновать хоть всю ночь, сколько влезет.

Едва вошёл в полумрак шатра, как женские руки обвили мою грудь, а кожи шеи коснулись тёплые губы.

– Я знала, что ты вернёшься сюда.

Лёгкий пьянящий шлейф её запаха коснулся нюха, заставляя зверя встревожиться. Развернулся, притянув к себе воительницу. На этот раз на Лауре было лёгкое свободное платье, открывающее грудь и плечи. Возбуждение отозвалось в мышцах паха тяжестью, после трудного дня и выпитого я жаждал получить свой заслуженный трофей. При мысли о том, что на девушке под платьем ничего нет, подхватил её под бёдра, впиваясь во влажные губы. Мгновение, и грубые завязи на шароварах распутаны, а дикое каменное напряжение освобождено.

Одним рывком вошёл, насаживая на себя распалённую девушку, заглушая поцелуем придушенный женский всхлип, чувствуя тугую и такую вожделенную до тёмных пятен перед глазами глубину. Сдерживал рвущийся наружу огонь, что рождался в солнечном сплетении, проявляясь на коже пульсацией, опалявший кожу девушки, оставляя красноту. В эту ночь я брал Лауру особенно яростно, заглушая её стоны ртом, вбиваясь беспрерывно, стремясь погасить распирающее изнутри пламя, заглядывая в карие зрачки, в которых отражались огненные глаза анкхара…

***

– Халар, – позвала Лаура, разворачиваясь, закидывая стройную ногу на моё бедро, когда я после горячей неутомимой гонки проваливался в сон.

– М м? – отозвался, приоткрывая веки, видя низкий тканый полог с круглым отверстием, в котором в туманной дымке света костров поблёскивали звёзды.

Лаура приподнялась на локоть, огненные завитки сползли на спину, открывая голое, покрытое испариной плечо. Девушка заглянула мне в лицо:

– Ты великолепен, – горячо, всё ещё подрагивая всем телом, прошептала девушка.

Я повернул к ней голову.

– Тебе что то нужно Лаура?

– Я не… Хотя, – девушка выдохнула, – …да, я хотела тебя попросить…

Усмехнулся, позволяя любовнице говорить.