Кружева и рюши на ней были отделаны серебром и позолотой и украшены драгоценными камнями. В те дни она часто носила парики и накладные букли — то, что мы называли «мертвым волосом».
Я пишу все это о днях, предшествовавших скандалу с Эми Робсарт. После этого происшествия королева уже никогда не бывала столь легкомысленна, как прежде, столь добра и беспечна. Несмотря на потребность в постоянной лести и уверениях в ее красоте и великолепии, она не пренебрегала возможностью проверить правдивость этого. То было одно из контрастных качеств, характеризующих ее сложную натуру. И она уже не доверяла мне так и не болтала со мной беспечно, как это бывало до трагедии.
Думаю, в те дни она, действительно, вышла бы замуж за Роберта, если бы он был свободен; в то же время я видела, что она не слишком горюет по поводу его женатого положения, мешавшего их браку. Я была тогда слишком наивна, чтобы понять это. Я объясняла себе это тем, что его женитьба на Эми Робсарт спасла его от брака с леди Джейн Грей. Но это было слишком простое объяснение, чтобы быть правдой. Мне предстояло узнать еще много об этом дьявольски-изощренном уме.
Она, бывало, болтала со мной и о нем, я и поныне улыбаюсь, вспоминая те разговоры. Даже она, такая умная и всесильная, не смогла предвидеть будущего. Он был для нее «милым Робертом». Она любовно называла его «Мои Глаза», поскольку он заботился о благополучии королевы, — так она мне говорила. Она всегда давала ласковые имена и прозвища красивым мужчинам, что ее окружали. Но ни один из них не мог сравниться с «милым Робертом». Мы все были уверены, что она мечтает о том, чтобы выйти за Роберта замуж, но, однако, когда препятствие в виде жены было устранено, она оказалась настолько хитрой и предусмотрительной, чтобы не ступить в эту ловушку. Редкая женщина смогла бы проявить подобную мудрость. Смогла бы я? Вряд ли. Сомневаюсь.
— Мы вместе с Робертом были в Тауэре, — поделилась она со мной однажды. — Я — по причине восстания Уайтта, Роб — по поводу Джейн Грей. Бедняга Роб: он говорил мне, что у него никогда не было надежд на Джейн и он уже тогда отдал бы все, только чтобы я была на троне.
И я увидела, как мягкое, любящее выражение лица совершенно изменило ее: из-под вечно настороженной внешности хищницы проступило женственное, милое лицо. Это не значит, что она никогда не бывала женственной и мягкой. Женственность всегда присутствовала в ней, даже в тягчайшие моменты, но она обладала какой-то недюжинной силой, позволявшей ей брать на себя задачи и решения, предназначенные для мужчин. При этом оставаться женщиной — это была часть ее гения. Но никогда мне не приходилось видеть той же любви и мягкости, что была адресована Роберту, по отношению к кому-либо другому. Роберт был единственной любовью в ее жизни — второй после любви к власти, разумеется.
— Его брат Джилфорд женился на Джейн, — продолжала она. — Хитрая лиса Нортумберлэнд организовал все это. Представь себе: на его месте мог бы оказаться Роберт. Но судьба позаботилась о нем заранее — он уже был женат, и хотя это был мезальянс, мы должны быть благодарны судьбе за это. Итак, мы сидели в башне Тауэр. Граф Сассекс, я помню это как сейчас, явился ко мне. Ты бы запомнила все события так же отчетливо, кузина Леттис, если бы у тебя была такая же перспектива в скором времени лишиться головы. Я решила, что не допущу, чтобы меня коснулся топор: пусть это будет французский меч. — Внезапно на лице ее появилось отвлеченное выражение, и я была уверена, что она подумала о матери. — Но, по правде говоря, я всегда верила, что спасусь. У меня не было намерения погибать. Я так решила, и я отрицала все. Какой-то голос говорил мне: «Терпи, пройдет несколько лет — и все изменится». Да, да, клянусь. Я знала: все изменится в мою пользу.
— То были мольбы за Вас Ваших подданных, которые слышались Вам, Ваше Величество. |