Но Лимон почувствовал, что из зеркала на него смотрят глаза, полные неприкрытого презрения. Этого он не мог позволить даже своему отражению. Он замахнулся канделябром и застыл в ужасе. В руках его зеркального двойника канделябра не было. Лимон в панике отступил на несколько шагов. Изображение пропало. Зеркало быстро-быстро покрылось тонкими трещинами. Одни узоры моментально сменялись другими. И со звоном лопнувшей струны оно рассыпалось на мелкие кусочки. В деревянной раме осталась чернота. Из нее повеяло затхлостью подвала. Рука Лимона ослабла. Канделябр упал на пол.
В этот момент в дверь позвонили. Лимон не понял, откуда звонок.
Немного погодя, в дверь принялись стучать чем-то железным. Из коридора послышался надтреснутый от волнения голос: «Лимон, открывай и не делай глупостей. Дом окружен. В случае сопротивления открываем огонь на поражение».
Лимон медленно принялся искать в темноте свою сумку, где хранились деньги, чековые книжки и несколько гранат. Нужно уходить через террасу. Там на всякий случай давно заготовлены веревки и верхолазные кошки. Но не успел он сделать и шага к террасе, как на ней мелькнули фигуры людей с автоматами и тут же посыпались стекла. «Конец», — спокойно подумал Лимон и полез в сумку за гранатой. Входная дверь треснула и слетела с петель. Со стороны террасы раздалась короткая автоматная очередь. Пули прошлись по хрустальным подвескам люстры. Лимону ничего не оставалось, как разбросать гранаты. Но какая-то мощная сила удержала его и заставила переступить пустую раму рассыпавшегося зеркала.
Тело Лимона стремительно полетело вниз. Омоновцы, ворвавшиеся в квартиру, видели исчезающего на глазах преступника и, не сговариваясь, открыли огонь.
Пули беззвучно пропали в зеркальном проеме. Один из омоновцев устремился в погоню. Но лишь подбежал к раме, она мгновенно вспыхнула пламенем. Его длинные языки не позволили продолжать движение. В считанные секунды рама сгорела и развалилась на дымящиеся головешки. Когда дым развеялся, изумленные омоновцы в свете фонарей увидели только почерневшую от копоти глухую стену.
* * *
Бутончик и Маргуша никак не хотят расставаться со мной.
Притормозили возле моего дома и продолжают уговаривать ехать к ним. За эти два дня они меня ужасно полюбили. Я их тоже. Лучше через неделю снова поедем кататься на лыжах. После бесчисленного количества поцелуев Бутончик на прощание протягивает маленький белый конвертик:
— Это тебе на булавки.
Лукаво улыбается и уезжают. Вхожу в подъезд. Первым делом лезу в конверт. Там двести долларов. Какие милые люди. Все! С завтрашнего дня начинаю новую жизнь. В конце концов Наташка умерла. Ей хорошо. А мне нужно как-то устраиваться. Куда бы сплавить Пата? Почему мне злостно не везет? Вокруг день и ночь шикарно тусуется народ. Мне ведь тоже хочется. Пока приглашают. Лучше бы Пата убили, чем Наташку. Ну, опять расселся на Наташкином диване. Наверное, пьяный. Третий день в халате по квартире бродит. Учился бы лучше крутиться, как Бутончик.
— Все шляешься? — с ходу хамит Пат.
— Ага. Убийцу ищу…
— Нечего его искать, — мрачно, пещерным голосом возражает мне Пат.
— Вот и Наташка советует завязать. Но не могу. Он мне как мужик понравился. Такого раз в жизни встретишь, — говорю я и скрываюсь в своей комнате. Тело изнемогает под одеждой. Два дня, проведенные в бане, истончили, изнежили кожу. Привыкать к одежде труднее, чем отвыкать от нее. Раздеваюсь догола и набрасываю Наташкин халатик. В кармане лежала записная книжка. Где она? С непонятным раздражением суетливо перебираю вещи. Ума не приложу, куда могла засунуть. Бывает, что некоторые мелочи, даже ерунда, способны вконец отравить настроение. Понимаю, что исчезнуть не могла, но нервы на взводе.
Переворачиваю вверх дном постель. |