Я делаю несколько шагов в темноте, к спаленке, и падаю. Зацепившись, споткнувшись о мусорное ведерко, почему-то оставленное им посередине комнаты-прихожей, на полу в чернобелую чашечку. И весь мусор высыпается из ведерка, и я лежу среди мусора, и к бедру моему прилипает скелетик маленькой копченой рыбки.

* * *

— Hello, blue leg!

На пороге стоял высокий, тонкий юноша с «мышиной» косичкой на плече и дразняще вертел в руке кассетой.

Открывая двери, певица собиралась наорать на него — за то что он пришел утром, когда она пытается писать. Но увидев в его руке кассету…

— фи-фи! Это mixing? — она втаскивает его за рукав матрасного пиджака в квартиру, которая, в принципе, сразу начинается комнатой: коридорчик-прихожая настолько мал, что открываемая дверь полностью занимает его. «Втаскивает» певица Фи-Фи из-за боязни, что на лестничную площадку выбежит… ее кот. Она тайно презирает себя за то, что у нее есть кот.

— Да товаритч! — смешно говорит он по-русски, но общаются они в основном по-английски.

Певица уже поставила кассету и, как говорят французы, осталась со ртом «бэ», что по-русски значит — с открытым ебальником. Можно, конечно, спорить и говорить, что это нецензурное выражение и т. д. и т. п. Но оно существует и подтверждает грубость русского народа, но также и его находчивость.

Злой полуразговор, полупение, сменяющееся настоящим и сильным, под безумную музыку с сумасшедшим, ревущим, а вернее, бьющим по струнам басом… «Чокнутые какие-то. Дикие…» — с восторгом слушает Машка себя, как не себя. Не веря, что это она. Не веря, что она знакома с этими музыкантами, которые аккомпанируют ей. Фи-Фи очень кул.

Почему-то он врал ей, что ему двадцать три года. Чему она, с одной стороны, верила — он был инфантильно нежным мальчиком. Иногда не очень умным — на то у нее было несколько примеров. С детской кличкой Фи-Фи, а на самом деле Филиппом. А может, и имя было не настоящим? Он был сыном разведенных родителей — ходил по субботам с мамой на дежёне, отца, видимо, презирал, называя типичным читателем журнала «Луи», вероятно, ПэДэЖэ. Денег у Фи-Фи никогда не было. Но была собственная квартира, в каком-то Сюресне, который надо было так писать, а произносить без второго «с» и которую, квартиру, он сдавал, живя в Париже то там, то сям. Не верила она ему о возрасте, потому что слишком уж много всего он успел к своим двадцати трем годам. Во всяком случае, историй у него было о своей жизни невероятное количество. И в армии он уже отслужил. Что певице нравилось. Он, правда, и в армии устроился музыкальным руководителем армейского оркестра. Вообще, он везде устраивался. Благодаря своей нежности. Всегда хорошему настроению и чувству юмора. «Блю лег» — перефраз фицджеральдовской «Блю мун» — было придумано Фи-Фи благодаря вечным синякам на ногах певицы. Впрочем, иногда она грустно поджимала ноги, сидя на постели.

— Конечно, Фи-Фи, кто возьмет такую группу? Надо сюсюкать педерастично, с улыбочкой парикмахера… А мы… Это же дестрой!

— Но это то, что мы и есть… Ах, какая гармоника, а? — Он сложил пальцы в щепотку и, приложив к губам, причмокнул.

Жест не соответствовал тому, что выдавала гармоника. Она ревела и балдела, захлебываясь сама собой, и заново ревела. Певица тоже хотела зареветь от обиды, что вот уже год их никуда не берут.

— Фраза вашего Бомарше — восемнадцатый век! — актуальна: «Все, что слишком глупо для того, чтобы сказать, можно пропеть!» Поэтому так популярны все эти детские песенки про пляж и кокияж.