Гиффорд недовольно закряхтел.

– На этом коне ездить нельзя! И кстати, раз уж так все сложилось, я думаю, настал подходящий момент, чтобы договориться кое о каких базовых правилах нашего брака.

– Хотите рассказать мне, какое предпочитаете сено?

– Во-первых… – Он начал загибать пальцы и, естественно, немедленно уронил брюки. Джейн с интересом уставилась в потолок. Гиффорд с достоинством поднял упавший предмет туалета и продолжал уже без помощи жестов. – Во-первых, на этом коне ездить нельзя. Во-вторых, его нельзя запрягать. В-третьих, его нельзя седлать.

– Если всего этого нельзя, то какой прок в обладании лошадью?

– Вы мной не обладаете! – Он закрыл глаза и медленно выдохнул. – Миледи, не могли бы вы на минуту покинуть спальню, чтобы я мог одеться?

Она склонила голову набок.

– Нет, не могла бы. У меня тоже есть несколько правил.

Гиффорд слегка сник.

– Хорошо, выкладывайте.

– Во-первых, нельзя прикасаться к моим книгам. Во-вторых, нельзя жевать мои книги.

Он возмущенно фыркнул.

– Мне никогда не пришло бы в голову жевать ваши книги.

– Букет невесты вы сожрали.

Ги казался удивленным – он словно забыл об этой маленькой детали. Затем кивнул.

– Ну, значит, сожрал. Продолжайте.

– В-третьих, на моих книгах не должно оставаться сена.

– Скажите, все ваши правила относятся только к книгам? Если да, то мне легко это понять: ваши прошлые светские неудачи ясно свидетельствуют о том, что книги – ваши лучшие друзья. – Он при этом, казалось, сам был ошеломлен собственной грубостью.

Глаза Джейн сузились.

– А вы уверены, что ваша подлинная эзианская натура – лошадиная, а не ослиная?

– Очень смешно, миледи. Вы как раз напомнили мне еще об одном правиле. – Он наставил указательный палец прямо на нее: – Никаких шуток насчет лошадей.

Как-то слишком просто ему удалось выпутаться из затруднительного положения, подумала она.

– Что это у вас лицо так вытянулось, милорд?

– Знаете что! – Окинув комнату неистовым взглядом, он схватил с ночного столика книгу и резко распахнул ее. Брюки при этом угрожающе свесились на одну сторону. – О том, что нельзя разгибать корешки у книг, вы, кажется, ничего не говорили?

Сердце Джейн наполнилось тревогой.

– Оставьте ее в покое! – Ей захотелось отвести глаза, поскольку Гиффорда, казалось, все менее заботило удержание штанов на месте, однако она была не в силах отвести глаза от книги. Что, если он повредит ее? Приведет свою угрозу в исполнение?

– Никаких шуток по поводу лошадей, – повторил он.

– Милорд, я виновата и прошу прощения за лошадиную шутку. Если вы положите книгу на место – в целости и сохранности! – я дам вам морковку.

Он замахнулся на нее несчастным фолиантом.

– Вы, кажется, пошутили на лошадиную тему?

– Не-аааа, – на конский манер заржала она.

– А теперь пошутили?

Прежде чем она успела ответить, в комнату стремительно влетела горничная, явившаяся расстелить постель, – и застала такую картину: Гиффорд в интересном виде с брюками, прижатыми к поясу, Джейн с пылающими от ярости щеками и горка разорванной (в процессе утреннего превращения) одежды на полу. Служанка ахнула и прижала ладони к губам, а затем с криком смущения бросилась прочь из спальни.

На лицо Гиффорда медленно наползала улыбка.

– Теперь она будет думать, что наш брак осуществлен.