Разные, в общем-то, люди жили в квартале, но сейчас управлением этим всем большей частью занималась сестренка. Все же Эжен не зря столько училась, и бухгалтерию вела просто безукоризненно.

Конечно, ей помогала и я, и кёрста Жозефина, но, думаю, года через два-три, можно будет передать ей это дело полностью. Расходы мои на благотворительность были не так и велики, как можно подумать — многие, встав на ноги, охотно помогали соседям, а четыре семьи взяли с улицы детей.

Именно в поселке Милосердие закупала горячий завтрак для своих рабочих марка «Гейзер». Недавно такой же заказ получили от небольшой марки «Респект», занимающейся внутренней отделкой домов. Их скромный офис находился неподалеку от Милосердия, и совладельцы решили, что такой бонус поможет им привлечь лучших мастеров. Меня радовало, что кто-то решил улучшить положение своих рабочих.

Появились молочная лавка, бакалейная, мясная и лавка, торгующая овощами и зеленью — в них охотно обращались и мои мастерицы, и жители квартала. Появилась даже маленькая мастерская, где шили очень дешевые игрушки. И хозяйка мастерской была не я!

Там же жил безногий сапожник, папаша Шорт, который недавно женился на вдове с мальчишками-близнецами. Калек было много, но почти все научились какому-то делу и зарабатывали на жизнь сами.

Был построен достаточно большой и теплый дом, куда за очень умеренную плату работающие матери отводили детей. Хозяйкой этого детского сада была бездетная пожилая вдова Катиш, которую брат просто выгнал на улицу после того, как уговорил ее продать свое жилье. Айлюс ему судья, а прочтенная трок, выслушав мою идею, с большим энтузиазмом занялась делом.

С помощью четырех девочек-подростков вдова справлялась отлично. Я оплачивала дрова для отопления и, частично, еду. Остальное тетушка Катиш зарабатывала сама и даже откладывала своим помощницам на приданое.

Конечно, не все мастерские окупали себя. Некоторые находились на ежемесячной дотации. Но у всех, кто жил в этом «поселке» было нечто общее — это были порядочные трудолюбивые люди, попавшие в тяжелые обстоятельства, халявщиков и лентяев я не терпела.

В общем и целом в квартале текла самая обычная жизнь, с обычными семейными заботами, с ссорами и примирениями соседей, с взаимной помощью и поддержкой.

Разумеется, после замужества я и не собиралась продавать свою торговую марку. Марселю в голову бы не пришло запретить мне заниматься делами! Единственное, на чем он настоял — управляющий, которого взяли на время моей беременности. Надо сказать, что он так и остался работать — мне хотелось самой видеть, как растут дети, а трок Сонтер оказался прекрасным помощником.

Давным-давно были подписаны договоры с провинциальными магазинами и часть кукол уходила из столицы. К рождению Мадлен у меня было уже четыре управляющих, работающих в разных направлениях бизнеса.

Однако, даже когда дети были совсем маленькими, хотя бы раз в месяц я посещала свои мастерские и выслушивала жалобы от работниц — пускать дело на самотек я не собиралась.

Злорадствовать стыдно, я знаю, но иногда…

Изредка нам с Марселем приходилось сталкиваться с Эрнстоном и его женой на светских приемах — мы холодно раскланивались и этим ограничивалось все общение.

Я старалась не вспоминать о своих недоброжелателях — это было просто неприятно. Но могу честно сказать, что некий всплеск ярких эмоций я все же испытала, когда узнала, что последние четыре года дела в железнодорожной марке у бывшего «жениха» сильно пошатнулись.

Новых идей он не выдавал и владельцы марки, его отец и дядя, понизили его в должности, взяв на работу старшим инженером молодого амбициозного парня.

Благо, что с кёрстой Эгреж сталкиваться не приходилось вообще. После скандала и судебного процесса, куда её вызывали в качестве свидетельницы, она переехала куда-то в глухую деревню.