— Я звонил, узнавал: самолет в семнадцать сорок.
— Самолет — КУДА?
— В Катманду!
— Кто тебя там ждет, в этой Катманду? — Мама встала у двери в прихожей. — Ты и языка-то не знаешь. Ни визы, ни валюты… С инопланетянами собирается встречаться! А у самого ум — как у ребенка…
Короче, мы отговорили его. Папа плакал в семнадцать сорок, когда улетел самолет. А наутро взял и записался на курсы изучения летающих тарелок.
Он совсем забросил нас, землян. Он раскрыл сердце космосу. И мы, папины близкие, — я, мама и наша такса Кит — посыпались из его сердца, как горох.
Он смотрел на нас равнодушными глазами, а когда я на даче опился парным молоком, он сказал безо всякого сочувствия:
— Ничего, такова жизнь. Приехал на курорт — погулял — заболел — выздоровел — сел в тюрьму — вышел — женился — поехал на курорт — умер.
Он прекратил добывать еду, позабыл дорогу в прачечную, год не брал в руки веник.
— Я уже не представляю себе папу метущим, — жаловалась мама, — а только мятущимся.
Если он смотрел телевизор и возникали помехи, папа говорил:
— Летающие тарелки пронеслись над Орехово-Борисовом в сторону Бирюлева или Капотни.
Если мама просила его поискать в магазинах носки или ботинки, папа отвечал:
— Я ищу в жизни не ботинки и носки, аконтакта с инопланетным разумом.
— Мы одиноки во Вселенной! — кричала на папу мама. — Мы без конца прощупываем космос и никого пока не нащупали!
А папа отвечал:
— Я смеюсь над тобой, Люся! Над твоими убогими представлениями о мире. Знаешь ли ты, что, когда художник рисовал Ленина, Ленин мечтательно посмотрел на небо и сказал: «Наверняка есть другие существа, обитающие на других планетах, обладающие другими органами восприятия из-за разницы давления и температур!»
На даче в Уваровке у нас украли с крыши трубу, с огорода украли кусты старой черной смородины, из колодца украли ведро. Какие-то жучки съели за зиму полдома…
А папа сидел сложа руки на крыльце и говорил нам, что жизнь на Земле появилась не сама. Кто-то привез нас с иных планет и теперь опекает, как младенцев.
— От обезьян никому не хочется происходить, — грустно говорила мама. — А всем от инопланетян.
А папа думал: попадись ему космический пришелец — хоть в виде мыслящей плесени или океана, краба или инфузории-туфельки, — папа, конечно, вмиг его узнает и распахнет ему навстречу объятия.
— Миша! Миша! — звала мама папу и та кой взгляд давала фиолетовый.
А папа думал; если я встречу представителя внеземных цивилизаций, что спрошу? Откуда вы? Откуда мы? Когда наступит дружба между народами?
А мама то наденет новое платье, то испечет пирог с надписью: «Привет Михаилу!», то свяжет папе варежки. Как-то раз, чтобы обратить на себя папино внимание, совсем остриглась под лысого.
А папа уставится в окно и смотрит на кучевые облака. Небо в Уваровке на закате стоит перед глазами, как горы. С деревьев облетали листья. Такса Кит бегал за окном, обалдев от шуршания листьев. У него ноги короткие, и шуршание близко, под самым ухом. Листья летели и забывали о дереве, — как папа о нас с мамой и Китом.
— Дальше так жить нельзя! — решил наконец папа. — Надо обратиться к космическому разуму через Организацию Объединенных Наций. Я люблю определенность. Я хочу знать: существуют ли инопланетяне?
— Все мы инопланетяне на этой земле, — сказала мама.
Она помыла посуду, повесила фартук на гвоздик и… начала исчезать. |